Одиссея 1860 года

«Империя Карла Великого простерлась на его берегах, дабы служить противовесом империи халифов; на его берегах Испания выдержала против Корана борьбу, продолжавшуюся восемь веков; крестоносцы вели свои долгие войны исключительно для того, чтобы отстоять право Средиземного моря носить высокое звание христианского озера. Крест святого Петра высится подле этого моря и господствует над миром. Для всего великого и могущественного на свете оно всегда служило своего рода притягательной силой: варвары двигались к нему, словно побуждаемые Небом; магометанство хлынуло к нему с такой яростью, что едва не захватило его; северные державы идут к нему, чтобы окунуться в его воды и набраться в них сил. Величию всего, что находится в отдалении от него, недостает некоторой истинности, некоторой цивилизованности. Александр Македонский и Цезарь появились на свет вблизи него, Бонапарт родился в его лоне, Карл Великий пришел завоевывать его побережье, а это четыре самых великих человека в мирской истории. Подле него возникли Рим и Карфаген, Венеция и Коринф, Афины и Александрия, Константинополь и Иерусалим. И, если верить тревогам нынешних политиков, чьи взоры обращены к этому морю, великие сражения и великие события грядут там, и именно там, как в давние времена, будут решаться самые важные вопросы, стоящие перед человечеством».

Так вот, нынешним властителем этого великолепного моря, сыном, а вернее сказать, наследником Тира, Карфагена, Коринфа и Александрии является Марсель.

Возможно, этому торговому городу чего-то недоставало, а именно, карбункулов поэзии в короне, увенчивающей его чело. Мне посчастливилось стать ювелиром, который их туда вправил.

Однажды в голову мне пришла идея романа «Монте-Кристо», и Марсель, начало своей истории связывавший с легендой о Гиптиде и Протисе, под конец обрел романическое предание о Мерседес и Эдмоне.

Когда я приехал в Марсель впервые, в 1834 году, мне хотелось увидеть дом Милона и бюст в его наддверии; Аккульскую колокольню, то есть все, что осталось от церкви Богоматери Аккульской; древнее аббатство святого Виктора, построенное в том самом месте, где Кассиан, прибывший из пустынь Фиваиды, отыскал мощи святого, давшего аббатству свое имя, и где некогда поклонялись Черной богоматери, в те времена самой почитаемой из всех марсельских мадонн, ибо по ее мольбе в сильные засухи выпадал дождь; башню Святой Павлы, с высоты которой марсельская пушка отвечала пушке коннетабля Бурбона; городскую ратушу, где установлена статуя Либерта́, убийцы Казоля и освободителя Марселя, и, наконец, замок Иф, где посетителям показывали тюремную камеру Мирабо и остатки гроба Клебера.

Сегодня путешественник, приезжающий в Марсель, хочет увидеть три вещи: дом Морреля на Мельянских аллеях; дом Мерседес в Каталанах и тюремные камеры Дантеса и аббата Фариа в замке Иф.

И хотя, само собой разумеется, дом Морреля на Мельянских аллеях, дом Мерседес в Каталанах и тюремные камеры Дантеса и аббата Фариа в замке Иф существовали лишь в декорациях Исторического театра, услужливые чичероне, дабы не огорчать путешественников, показывают им все, что они хотят увидеть.

За последние пятнадцать лет три смотрителя замка один за другим удалились на покой, располагая вполне приличным достатком, которым они обязаны той настойчивости, какую выказывают путешественники, в особенности англичане, желая посетить камеры Дантеса и Фариа.

И сегодня нет более речи ни об остатках гроба Клебера, ни о тюремной камере Мирабо, где он сочинял свою знаменитую книгу «Erotica Biblion»; вниманием посетителей замка полностью завладели Дантес и Фариа.

Такова привилегия романистов: создавать литературных героев, которые затмевают исторических персонажей.