Одиссея 1860 года

Она призналась мне, что в юности знавала Мерседес и та даже приходилась ей дальней родственницей. Что до Фернана, то она сохранила о нем лишь смутное воспоминание, ибо после своего отъезда из Каталан он никогда более там не появлялся.

Другое дело Мерседес; верная своим воспоминаниям, она вроде бы приезжала туда пару раз. Совершая эти паломничества в родные края, она всегда была одета в черное и сохраняла строжайшее инкогнито.

Та, что излагала мне эти подробности, прекрасно узнала ее и могла заверить меня, что Мерседес либо еще жива, либо скончалась совсем недавно.

Видя, насколько хорошо она обо всем осведомлена, я поинтересовался у нее, не может ли она сообщить мне какие-нибудь свежие известия о Дантесе, а точнее, о графе Монте-Кристо.

С минуту казалось, что этот вопрос поставил ее в затруднительное положение и она колеблется с ответом; я уже подумал было, что сейчас она поможет мне написать окончание романа, которое все от меня требуют и которое, по всей вероятности, я никогда не напишу.

Но, вопреки моему ожиданию, в отношении Монте-Кристо она оказалась куда более сдержанной, чем в отношении Мерседес.

— Граф Монте-Кристо? — переспросила она. — Есть только один человек, способный сообщить вам какие-либо определенные известия о нем.

— И кто этот человек? — поинтересовался я.

— Господин Александр Дюма, бывший его близким другом, с которым он всегда состоял в переписке.

На сей раз, признаться, я почувствовал себя побежденным и, не надеясь получить ответа лучше, прекратил расспросы.

Покидая замок Иф, я дал пять франков славной женщине, она же, со своей стороны, попросила меня внести мое имя в книгу записей посетителей; впрочем, даже без ее предложения я потребовал бы дать мне эту книгу. Однако я не только внес туда свое имя, но и скрепил собственной подписью свидетельство, составленное по всем правилам и подтверждающее, что рассказ смотрительницы о Дантесе, Фариа и Мерседес был чистой правдой.

Надеюсь, что такое подтверждение не принесет ей вреда.

Ступив на берег возле улицы Канебьер, я повернулся к лодочнику и, обращаясь к нему, произнес:

— Ну что, дружище, следует уладить наши счета.

— Наши счета?! — откликнулся он. — О, уладить их, слава Богу, нетрудно.

— Прежде всего, я должен вам те десять франков, что вы уплатили своему товарищу, перекупив у него пассажиров, ну и, кроме того, мы совершили поездку к замку Иф.

— Начнем с того, что вы мне вообще ничего не должны.

— Как это ничего не должен?

— Ну да, ничего не должны.

— Вы шутите.

— Стало быть, вы полагаете, что я вас не узнал.

— Выходит, вы меня узнали?

— А то нет! Скажите еще, что вы не господин Александр Дюма!

— У меня нет ни малейшего желания отпираться, дружище.

— Ну и чего тогда спорить? — произнес он, передернув плечами так, что это невозможно описать.

— Но все же, пусть даже я Александр Дюма, это не повод, чтобы вы отвозили меня в замок Иф бесплатно.

— Не только мне надлежит отвозить вас туда бесплатно, но и всем прочим лодочникам вроде меня; мы все должны сложиться и выплачивать вам пенсион, ибо вы наш отец и благодетель; это вы обеспечили нас куском хлеба, сочинив роман «Монте-Кристо»; с тех пор как он написан, мы делаем по три ездки в замок Иф вместо одной, ибо все хотят попасть туда, в замок Иф, причем при любой погоде. Случаются англичане, которые, когда на море волнение и мы делаем вид, будто не хотим выходить из порта, платят нам по два луидора, лишь бы отправиться туда. Чтоб я взял с вас плату? Да ни за что! Не говоря уж о том, что, пока вы будете в Марселе, лодка и ее хозяин в вашем полном распоряжении, но при условии, что вы не станете говорить со мной ни о какой оплате, иначе я рассержусь. Меня зовут Поле, а лодка моя называется «Город Париж». Само собой, все поездки только со мной и без всяких денег, а не то я решу, что вы меня презираете.

Слова эти дышали полнейшей правдивостью, не оставляя никакого сомнения в искренности того, кто их произнес.

— Ну что ж, Поле, — сказал я лодочнику, — завтра в девять утра вы мне понадобитесь.

— Отлично! В девять утра лодка будет вас ждать.

— Вашу руку, мой славный Поле!

— О, вот это с удовольствием!

Мы обменялись крепкими дружескими рукопожатиями и расстались.

Я тут же отправил в Париж письмо с просьбой прислать полное собрание моих книг, опубликованных Дюфуром и Мюла: это самое красивое и иллюстрированное издание.

На другой день, в девять утра, я уже был на улице Канебьер; Поле ждал меня, и я сел в лодку «Город Париж», скомандовав:

— К «Резерву»!

«Резерв», наряду с замком Иф, это все, что осталось в Марселе от предания о Дантесе. Каталаны исчезли, «Резерв» исчезнет в течение года; уцелел только замок Иф, но это тюрьма, а у тюрем долгая жизнь.

«Резерв» два года тому назад был, да остается еще и теперь, тем рестораном, где можно отведать лучший в Марселе буйабес.

Я заказал громадный буйабес.

Затем, когда буйабес дошел до полной готовности, я пригласил Поле разделить со мной завтрак.

Поле начал было отнекиваться, но в итоге сдался, услышав угрозу:

— Нет завтраку, нет лодке!