Признаться, оно доставило мне сильное неудовольствие. Имелась одна-единственная возможность выйти из этого затруднения, и я ее использовал. Заключалась она в том, чтобы написать г-ну Ралли, уже давшему мне массу доказательств своей услужливости, и попросить его оформить судно на свое имя, а со мной заключить долгосрочный договор найма, указав в нем, что он получил от меня арендную плату за девяносто девять лет вперед.
За эти девяносто девять лет, с 1859-го по 1958 год, либо я успею вконец заездить судно, либо оно успеет вконец заездить меня.
Господин Ралли дал согласие и сделался владельцем судна «Монте-Кристо». Однако переговоры отняли двадцать пять дней. Девять дней понадобилось моему письму, чтобы дойти до Спроса, семь дней — г-ну Ралли, чтобы решиться, девять дней — его письму, чтобы известить меня, что решение принято, итого двадцать пять дней, которые, будучи добавлены к предыдущим семидесяти пяти дням, довели срок готовности судна ровно до ста дней.
Это вдвое превышало время, установленное договором.
В итоге «Монте-Кристо», которому надлежало сойти со стапелей в начале апреля, был спущен на воду лишь в начале июня.
Но этим дело не кончилось.
Я старательно выяснял, сколько времени может потребоваться «Монте-Кристо», чтобы дойти от Спроса до Марселя, и мне отвечали, что в обычных обстоятельствах двадцати пяти дней будет достаточно. К несчастью, в моем случае, уж не знаю, как так вышло, обычные обстоятельства сделались обстоятельствами чрезвычайными.
Пятнадцатого июля я получил известие, что мое судно, имея на борту экипаж, состоящий из капитана и четырех матросов, 5 июля вышло из порта Спроса. Учитывая, что пять дней месяца Юлия Цезаря уже прошло и плавание могло занять от силы двадцать пять дней, «Монте-Кристо» должен был появиться в Марселе не позднее 30-го.
Написав в Марсель, что мое судно прибудет туда самое позднее 30 июля, я попросил моего тамошнего корреспондента уведомить меня по телеграфу, как только оно будет там замечено.
Прошел июль, прошел август, но я так и не получил никакого телеграфического сообщения. Наконец, 1 сентября меня уведомили о прибытии «Монте-Кристо».
Я тотчас же отправился в Марсель и обнаружил там мою шхуну с экипажем на борту, стоявшую на якоре вблизи форта Святого Николая.
Несмотря на посулы Пагидаса, обязавшегося сделать «Монте-Кристо» самым изящным парусником во всем Эгейском море, я увидел довольно миленькое каботажное судно с широким корпусом, крепким надводным бортом, способным выдержать бури у мыса Доброй Надежды, и ходом, выдававшим прямого потомка тех сотен кораблей, что доставляли греков к стенам осажденной Трои и потратили десять лет на то, чтобы вернуть Одиссея из Пергама на Итаку.
Все это внушало уверенность в отношении его прочности, но тревожило в отношении его быстроты.
Кроме того, оно прибыло с балластом из гальки, собранной на берегу Милоса, и с совершенно пустым трюмом.
Пагидас, который должен был соорудить массивные внутренние перегородки, рассудил, что во Франции их сделают лучше, чем на Спросе; он не счел уместным заниматься этой мелкой работой, хотя в нашем договоре она была оценена в пять или шесть тысяч франков.
В итоге, даже при самом благоприятном раскладе, мне удалось бы выйти в море лишь в октябре, то есть в то самое время, когда наступает пора его покидать.
И потому я решил, что «Монте-Кристо» останется в том же виде до февраля 1860 года, когда за дело возьмутся мастеровые, а в последних числах апреля, подобно тому ребенку из «Страшного суда» Микеланджело, что хочет вернуться в лоно матери, отправится в обратный путь и возвратится на Восток.
Тем временем мне дали совет перегнать шхуну в Париж, чтобы уже здесь привести ее в порядок. В этом случае все мои друзья, в порыве воодушевления поклявшиеся способствовать тому, чтобы она стала удобнее и красивее, получат возможность неукоснительно исполнить свои обещания, поскольку судно окажется у них под рукой. Чтобы перегнать его в Париж, предстояло израсходовать две тысячи франков, но взамен, за счет того, что оно будет стоять у набережной Орсе, я сэкономил бы около десяти тысяч франков.
Надежда на эту экономию соблазнила меня. Я предложил Подиматасу предпринять плавание через Гибралтарский пролив, однако он вполне разумно ответил мне, что, потратив два месяца на переход с Спроса в Марсель, не ручается, что за месяц доберется из Марселя до Гавра.
Он добавил, что в том состоянии, в каком находится «Монте-Кристо», с его подвижным балластом, первая же буря опрокинет парусник и пустит ко дну или первый же порыв ветра унесет его в Америку.
Второе предположение откладывало мою поездку до греческих календ; первое, куда более серьезное, ставило под вопрос жизнь пяти человек.
В итоге было решено, что «Монте-Кристо» попытаются поднять вверх по Роне, из Роны судно перейдет в Сону, из Соны — в Бургундский канал, а из Бургундского канала — в Сену.
Когда я узнал о возможности такого маршрута, совести моей значительно полегчало. Правда, он наносил довольно ощутимый урон моему кошельку: с меня потребовали две тысячи франков.