Читаем Одиссея 1860 года полностью

Признаться, оно доставило мне сильное неудовольствие. Имелась одна-единственная возможность выйти из этого затруднения, и я ее использовал. Заключалась она в том, чтобы написать г-ну Ралли, уже давшему мне массу доказательств своей услужливости, и попросить его оформить судно на свое имя, а со мной заключить долгосрочный договор найма, указав в нем, что он получил от меня арендную плату за девяносто девять лет вперед.

За эти девяносто девять лет, с 1859-го по 1958 год, либо я успею вконец заездить судно, либо оно успеет вконец заездить меня.

Господин Ралли дал согласие и сделался владельцем судна «Монте-Кристо». Однако переговоры отняли двадцать пять дней. Девять дней понадобилось моему письму, чтобы дойти до Спроса, семь дней — г-ну Ралли, чтобы решиться, девять дней — его письму, чтобы известить меня, что решение принято, итого двадцать пять дней, которые, будучи добавлены к предыдущим семидесяти пяти дням, довели срок готовности судна ровно до ста дней.

Это вдвое превышало время, установленное договором.

В итоге «Монте-Кристо», которому надлежало сойти со стапелей в начале апреля, был спущен на воду лишь в начале июня.

Но этим дело не кончилось.

Я старательно выяснял, сколько времени может потребоваться «Монте-Кристо», чтобы дойти от Спроса до Марселя, и мне отвечали, что в обычных обстоятельствах двадцати пяти дней будет достаточно. К несчастью, в моем случае, уж не знаю, как так вышло, обычные обстоятельства сделались обстоятельствами чрезвычайными.

Пятнадцатого июля я получил известие, что мое судно, имея на борту экипаж, состоящий из капитана и четырех матросов, 5 июля вышло из порта Спроса. Учитывая, что пять дней месяца Юлия Цезаря уже прошло и плавание могло занять от силы двадцать пять дней, «Монте-Кристо» должен был появиться в Марселе не позднее 30-го.

Написав в Марсель, что мое судно прибудет туда самое позднее 30 июля, я попросил моего тамошнего корреспондента уведомить меня по телеграфу, как только оно будет там замечено.

Прошел июль, прошел август, но я так и не получил никакого телеграфического сообщения. Наконец, 1 сентября меня уведомили о прибытии «Монте-Кристо».

Я тотчас же отправился в Марсель и обнаружил там мою шхуну с экипажем на борту, стоявшую на якоре вблизи форта Святого Николая.

Несмотря на посулы Пагидаса, обязавшегося сделать «Монте-Кристо» самым изящным парусником во всем Эгейском море, я увидел довольно миленькое каботажное судно с широким корпусом, крепким надводным бортом, способным выдержать бури у мыса Доброй Надежды, и ходом, выдававшим прямого потомка тех сотен кораблей, что доставляли греков к стенам осажденной Трои и потратили десять лет на то, чтобы вернуть Одиссея из Пергама на Итаку.

Все это внушало уверенность в отношении его прочности, но тревожило в отношении его быстроты.

Кроме того, оно прибыло с балластом из гальки, собранной на берегу Милоса, и с совершенно пустым трюмом.

Пагидас, который должен был соорудить массивные внутренние перегородки, рассудил, что во Франции их сделают лучше, чем на Спросе; он не счел уместным заниматься этой мелкой работой, хотя в нашем договоре она была оценена в пять или шесть тысяч франков.

В итоге, даже при самом благоприятном раскладе, мне удалось бы выйти в море лишь в октябре, то есть в то самое время, когда наступает пора его покидать.

И потому я решил, что «Монте-Кристо» останется в том же виде до февраля 1860 года, когда за дело возьмутся мастеровые, а в последних числах апреля, подобно тому ребенку из «Страшного суда» Микеланджело, что хочет вернуться в лоно матери, отправится в обратный путь и возвратится на Восток.

Тем временем мне дали совет перегнать шхуну в Париж, чтобы уже здесь привести ее в порядок. В этом случае все мои друзья, в порыве воодушевления поклявшиеся способствовать тому, чтобы она стала удобнее и красивее, получат возможность неукоснительно исполнить свои обещания, поскольку судно окажется у них под рукой. Чтобы перегнать его в Париж, предстояло израсходовать две тысячи франков, но взамен, за счет того, что оно будет стоять у набережной Орсе, я сэкономил бы около десяти тысяч франков.

Надежда на эту экономию соблазнила меня. Я предложил Подиматасу предпринять плавание через Гибралтарский пролив, однако он вполне разумно ответил мне, что, потратив два месяца на переход с Спроса в Марсель, не ручается, что за месяц доберется из Марселя до Гавра.

Он добавил, что в том состоянии, в каком находится «Монте-Кристо», с его подвижным балластом, первая же буря опрокинет парусник и пустит ко дну или первый же порыв ветра унесет его в Америку.

Второе предположение откладывало мою поездку до греческих календ; первое, куда более серьезное, ставило под вопрос жизнь пяти человек.

В итоге было решено, что «Монте-Кристо» попытаются поднять вверх по Роне, из Роны судно перейдет в Сону, из Соны — в Бургундский канал, а из Бургундского канала — в Сену.

Когда я узнал о возможности такого маршрута, совести моей значительно полегчало. Правда, он наносил довольно ощутимый урон моему кошельку: с меня потребовали две тысячи франков.

Перейти на страницу:

Все книги серии Дюма, Александр. Собрание сочинений в 87 томах

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза