Одиссея генерала Яхонтова

Там же, в Калифорнии, Яхонтов в последний раз встретил бывшего генерала барона Будберга. Когда-то в Хабаровске он служил под его началом в штабе округа. Потом они ненадолго встретились на фронте, в 10-й армии, откуда, впрочем, барон вскоре уехал… Потом они виделись в Японии. Теперь Будберг, совсем уже старик, доживал свой век в Америке. Яхонтов стал рассказывать о своей поездке в СССР. Барон сказал: «Виктор Александрович, я вас давно и хорошо знаю как честнейшего человека и не сомневаюсь, что все, о чем вы мне рассказываете — чистая правда». Слезы навернулись у него на глазах. Он знал, что скоро ему придется умирать на чужбине…

Обсудив в Калифорнии дальневосточные проблемы и завязав полезные связи среди тамошних специалистов, Яхонтов поспешил обратно на Восточное побережье. Начиналась сессия института политики в Вильямстауне. Снова специалисты по Дальнему Востоку собрались за «круглым столом» под руководством того же профессора Блексли. Одной из тем, которую обсуждали специалисты, были советские районы Китая и сформированные в этих районах красные армии. И снова обсуждался вопрос: серьезно ли это, надолго ли это и откуда все это взялось. Не обошлось и на сей раз без кивков в сторону все того же Кремля. Яхонтов в своих выступлениях высмеивал рассуждения о руке Москвы. Думать так, говорил он, это значит игнорировать реальность. А в реальности в Южном Китае нет никаких русских, кроме белоэмигрантов. Что касается самих советских районов Китая, Виктор Александрович высказывал мнение, что это начало очень важного, имеющего всемирное значение процесса. Он сравнивал положение в Китае с тем, что происходило несколько лег назад в России. На этой сессии института Яхонтов впервые подумал о том, что Советы в Китае могут стать темой отдельной книги. Но это, говоря по-русски, «на потом». Пока надо дописывать начатый труд.

Кроме дальневосточной ситуации, вильямстаунская сессия в августе 1929 года обсудила ряд других проблем, в том числе «парадоксы современной индустрии», а именно: почему, несмотря на ее поразительное развитие, «нищета остается проблемой». Интеллектуалы, среди которых не было марксистов, искренне недоумевали. Но все же надо воздать им должное: они хотя бы осознавали, что нищета остается проблемой. Они хотя бы видели, что и в разгар «просперити» в Америке процветают далеко не все. Их хотя бы не вводила в заблуждение относительность понятия «средний американец», который, согласно всем подсчетам, в президентство Герберта Гувера с каждым днем жил все лучше и лучше. Цифры завораживали. Правительственная пропаганда переживала золотые дни. Оппозиция поджала хвост. Курсы акций ползли вверх. Доллары возникали «из ничего», но — настоящие доллары. А сквозь увеличительное стекло кредита их казалось так много, что американцы покупали, покупали, покупали. Рассрочка никого не страшила — завтра я заработаю больше, чем сегодня, и легко расплачусь за все. Вот такая она, Америка, мистер Яхонтов, не то что ваши большевики с их то ли авантюрной, то ли бредовой «пятилеткой».

И никто, почти никто в опьяневшей Америке не предчувствовал бури. Она грянула 29 октября 1929 года, и день этот вошел в историю США как «черный вторник». Начался жесточайший экономический кризис. Вскоре, как всегда, неведомый автор придумал анекдот, ставший известным всем без исключения американцам. Паника на Уолл-стрите возникла потому, что кому-то случайно понадобился один доллар наличными, а его ни у кого не нашлось. Конечно, это всего лишь анекдот, но он дает удивительно точный образ той спекулянтской эйфории, которой была охвачена предкризисная Америка. Кризис обострялся день за днем, но президент Гувер, крупнейшие капиталисты, в том числе Рокфеллер и Форд, продажные профсоюзные лидеры, «большая пресса»— все говорили, что «заминка» кончилась, а завтра все будет о’кей. Закрывались предприятия, стремительно росла безработица. За первую неделю кризиса обесценилось акций на 40 миллиардов долларов, что означало разорение массы мелких вкладчиков. «Туман отчаяния повис над страной», — писал историк Артур М. Шлезингер. Президент Гувер твердо считал, что любое государственное вмешательство в экономику, любая помощь голодающим и бездомным «аморальна», это будет покушением на священный бизнес, на «свободы» американцев. Правительство бездействовало.