голосе полковника, был для него обычным, Блад почувствовал, как его сердцеболезненно сжалось.– Я был в городе, – ответил он. – У госпожи Патч лихорадка, а
господин Деккер вывихнул ногу.– За тобой ходили к Деккеру, но тебя там не нашли. Мне придется
кое-что предпринять, красавец, чтобы ты не лодырничал и не злоупотреблялпредоставленной тебе свободой. Не забывай, что ты осужденный бунтовщик!– Мне все время об этом напоминают, – ответил Блад, так и не
научившийся сдерживать свой язык.– Черт возьми! – заорал взбешенный Бишоп. – Ты еще осмеливаешься
говорить мне дерзости?Вспомнив, как много поставлено им сегодня на карту и живо представивсебе тот страх, с каким прислушиваются к его разговору с Бишопом товарищи вокружающих хижинах, Блад с необычным смирением ответил:– О нет, сэр! Я далек от мысли говорить вам дерзости. Я… чувствую
себя виноватым, что вам пришлось искать меня…Бишоп внезапно остыл:– Да? Ну ладно, сейчас ты почувствуешь себя еще больше виноватым. У
губернатора приступ подагры, он визжит, как недорезанная свинья, а тебянигде нельзя найти. Немедленно отправляйся в губернаторский дом. Тебя тамждут… Кент, дай ему лошадь, а то этот олух будет добираться туда всю ночь.У Блада не было времени раздумывать. Он сознавал свое бессилиеустранить эту неожиданную помеху. Но бегство было назначено на полночь. Внадежде вернуться к этому времени доктор вскочил на подведенную Кентомлошадь.– А как я вернусь назад? – спросил он. – Ведь ворота палисада будут
закрыты.– Об этом не беспокойся. До утра ты сюда не вернешься, – ответил
Бишоп. – Они найдут для тебя какую-нибудь конуру в губернаторском доме, гдеты и переспишь.Сердце Питера Блада упало.– Но… – начал он.
– Отправляйся без разговоров! Ты, кажется, намерен болтать до темноты.