Одиссея капитана Блада

После чего испанцы без всяких увещеваний, если не считать легких
подталкиваний мушкетами, были загнаны через люк в трюм.
Затем повстанцы угостились хорошими блюдами, оставшимися от испанцев.
После соленой рыбы и маисовых лепешек, которыми питались рабы Бишопа в
течение долгих месяцев, жареное мясо, свежие овощи и хлеб показались им
райской пищей. Но Блад не допустил никаких излишеств, для чего ему
потребовалось применить всю твердость, на которую он был только способен.
В конце концов повстанцы выиграли лишь предварительную схватку.
Предстояло еще удержать в руках ключ к свободе и закрепить победу. Нужно
было приготовиться к дальнейшим событиям, и приготовления эти заняли
значительную часть ночи. Однако все было закончено до того, как над горой
Хиллбай взошло солнце, которому предстояло освещать день, богатый
неожиданностями.
Едва лишь солнце поднялось над горизонтом, как один из ссыльных
повстанцев, расхаживавший по палубе в кирасе и шлеме, с испанским мушкетом в
руках, объявил о приближении лодки. Дон Диего де Эспиноса-и-Вальдес
возвращался на борт своего корабля с четырьмя огромными ящиками. В каждом из

них находилось по двадцать пять тысяч песо выкупа, доставленного ему на

рассвете губернатором Стидом. Дона Диего сопровождали его сын дон Эстебан и
шесть гребцов.
На борту фрегата царил обычный порядок. Корабль, левым бортом
обращенный к берегу, спокойно покачивался на якоре. Лодка с доном Диего и
его богатством подошла к правому борту, где висела веревочная лестница.
Питер Блад очень хорошо подготовился к встрече, так как не зря служил под
начальством де Ритера: с борта свисали тали, у лебедки стояли люди, а внизу

в готовности ждали канониры под командой решительного Огла. Уже одним своим
видом он внушал доверие.
Дон Диего, ничего не подозревая, в превосходном настроении поднялся на
палубу. Да и почему он мог что-либо подозревать?
Удар палкой по голове, умело нанесенный Хагторпом, сразу же погрузил
дона Диего в глубокий сон. Бедняга не успел даже взглянуть на караул,
выстроенный для его встречи.
Испанского гранда немедленно унесли в капитанскую каюту, а ящики с
богатством подняли на палубу. Закончив погрузку сокровищ на корабль, дон
Эстебан и гребцы по одному поднялись по веревочной лестнице на палубу, где с
ними разделались так же неторопливо и умело, как и с командиром корабля.
Питер Блад проводил подобного рода операции с удивительным блеском и, как я
подозреваю, не без некоторой театральности. Несомненно, драматическое

зрелище, разыгравшееся сейчас на борту испанского корабля, могло бы украсить

собой сцену любого театра.
К сожалению, описанная драматическая сцена изза дальности расстояния
была недоступна многочисленным зрителям, находившимся на берегу. Жители
Бриджтауна во главе с полковником Бишопом и страдающим от подагры
губернатором Стидом, уныло сидевшими на развалинах порта, глядели не на
корабль, а на восьмерку лодок, в которые усаживались испанские головорезы,
утомленные насилиями и пресыщенные убийствами.
Барбадосцы следили за отплытием лодок со смешанным чувством радости и
отчаяния. Они радовались уходу беспощадных врагов и приходили в отчаяние от
тех ужасных опустошений, какие, по крайней мере на время, нарушили счастье и
процветание маленькой колонии.
Наконец лодки отчалили от берега. Гогочущие испанцы откровенно

глумились над своими несчастными жертвами. Лодки были уже на полпути между
пристанью и кораблем, когда воздух внезапно сотрясся от гула выстрела.
Пушечное ядро упало в воду за кормой передней лодки, обдав брызгами
находившихся в ней гребцов. На минуту они перестали грести, застыв от

изумления, а затем заговорили все разом, проклиная опасную неосторожность их

канонира, которому вздумалось салютовать им из пушки, заряженной ядром. Они
все еще проклинали его, когда второе ядро, более метко направленное,
разнесло одну из лодок в щепки. Все, кто был в лодке – живые и мертвые,
оказались в воде.
Однако если холодная ванна заставила этих головорезов умолкнуть, то
ругательства и проклятия с остальных семи лодок только усилились. Подняв
весла над водой и вскочив на ноги, испанцы посылали непристойные проклятия,
умоляя небо и всех чертей сообщить им, какой пьяный идиот добрался до
корабельных пушек.
Но тут третье ядро превратило в обломки еще одну лодку, пустив на дно
все ее содержимое. За минутой зловещего молчания последовал новый взрыв
брани и невнятных криков, сопровождаемых всплесками весел. Испанские пираты
растерялись: одни из них спешили вернуться на берег, другие хотели
направиться прямо к кораблю и выяснить, что за чертовщина там творится. В
том, что на корабле происходит что-то очень серьезное, никаких сомнений уже
не оставалось. Это было тем более очевидно, что, пока они спорили, ругались
и посылали проклятия в голубое небо, два новых ядра потопили третью лодку.

Решительный Огл получил прекрасную возможность попрактиковаться и

полностью доказал правильность своих утверждений, что он кое-что понимает в
пушкарском деле. Замешательство же испанцев облегчило ему его задачу, так

как все их лодки сгрудились вместе.
Новый выстрел положил предел разногласиям пиратов. Словно сговорившись,
они развернулись или, вернее, попытались развернуться, но, прежде чем им
удалось это сделать, еще две лодки отправились на дно.
Три оставшиеся лодки, не утруждая себя оказанием помощи утопающим,
поспешили обратно к пристани.
Если испанцы не могли сообразить, что же именно происходит на корабле,
то еще непонятнее все это было для несчастных островитян, пока они не
увидели, как с грот-мачты "Синко Льягас" соскользнул флаг Испании и вместо
него взвился английский флаг. Но и после этого они оставались в
замешательстве и со страхом наблюдали за возвращением на берег своих врагов,

несомненно готовых выместить на барбадосцах свою злобу, вызванную столь

неприятными событиями. Однако Огл продолжал доказывать, что его знакомство с
пушками не устарело, и вдогонку спасавшимся испанцам прогремело несколько
выстрелов. Последняя лодка разлетелась в щепки, едва причалив к пристани.
Таков был конец пиратской команды, не более десяти минут назад со
смехом подсчитывавшей количество песо, которое придется на долю каждого
грабителя за участие в совершенных ими злодеяниях. Человек шестьдесят все же
ухитрились добраться до берега. Однако были ли у них какие-либо основания
поздравлять себя с избавлением от смерти, я не могу сказать, так как никаких
записей, по которым можно было бы проследить их дальнейшую судьбу, не
сохранилось. Такое отсутствие документов уже достаточно красноречиво говорит
за себя. Нам известно, что, как только испанцы вскарабкивались на берег, их
тут же связывали; а учитывая свежесть и глубину их преступлений, можно не
сомневаться в том, что они имели серьезные основания сожалеть о своем
спасении после гибели их лодок.

Кто же были эти таинственные помощники, которые в последнюю минуту

отомстили испанцам, сохранив вымогательски полученный с островитян выкуп в
сто тысяч песо? Загадка эта еще требовала разрешения. В том, что "Синко
Льягас" находился в руках друзей, сейчас, после получения таких наглядных
доказательств, никто уже не сомневался. "Но кто были эти люди? – спрашивали

друг у друга жители Бриджтауна. – Откуда они появились? Единственное их

предположение приближалось к истине: несомненно, какая-то кучка смелых
островитян проникла нынешней ночью на корабль и овладела им. Оставалось лишь
выяснить личность этих таинственных спасителей и воздать им должные почести.
Именно с таким поручением и отправился на корабль полковник Бишоп как
полномочный представитель губернатора (сам губернатор Стид не смог этого
сделать по состоянию здоровья) в сопровождении двух офицеров.
Поднявшись по веревочной лестнице на борт корабля, полковник узрел
рядом с главным люком четыре денежных ящика. Это было чудесное зрелище, и
глаза полковника радостно заблестели, тем более что содержимое одного из
ящиков почти полностью было доставлено им лично.
По обеим сторонам ящиков поперек палубы двумя стройными шеренгами
стояли человек двадцать солдат с мушкетами, в кирасах и в испанских шлемах.
Нельзя было требовать от полковника Бишопа, чтобы он с первого же

взгляда признал в этих подтянутых, дисциплинированных солдатах тех грязных

оборванцев, которые только еще вчера трудились на его плантациях.
Еще меньше можно было ожидать, чтобы он сразу же опознал человека,
подошедшего к нему с приветствием. Это был сухощавый джентльмен с
изысканными манерами, одетый по испанской моде во все черное с серебряными
позументами. На расшитой золотом перевязи висела шпага с позолоченной
рукояткой, а из-под широкополой шляпы с большим плюмажем note 31 видны были
тщательно завитые локоны черного парика.