Одна беременность на двоих

Я опустила глаза: в руки медсестры упали антенки. Голова ребёнка лежала на окровавленных перчатках. Аманда вновь застонала или закричала, не разберёшь, потому что я успела оглохнуть от собственного сердца. Доктор подался назад — у него на руках лежал ребёнок. Я сильнее вцепилась в коленку Аманды, будто сама получила шлепок. В комнате включилась сирена — малыш плакал. Доктор опустил его на живот Аманды, и медсестра принялась протирать кровь и слизь пелёнкой, а малыш ухватил маму за палец и не отпускал. По-мужски!

— Кто-нибудь на время посмотрел? — вдруг прорвался через радостный женский смех вопрос доктора.

Медсёстры замолчали. Все уставились на часы.

— Три пятьдесят три всех устроит? — откинул пару минут доктор.

Все закивали. Аманда тоже.

— Кейти, фотоаппарат, — простонала она, и я ринулась к сумке. Только бы не уронить его, только бы не уронить. Навела объектив и поняла, что не включила аппарат. Наконец сделала снимок, первый, второй, третий, пока медсестра не постучала мне по плечу, желая забрать фотоаппарат. Доктор протянул ножницы. Я схватила их, даже не поняв, что мне предстоит.

— Ты будешь резать? — прежним мягким голосом спросил доктор, и я кивнула, почувствовав, как лёгкие ножницы гирей оттянули руку.

Я с трудом поднесла их к железному зажиму, передавившему пуповину. Скрученные водоросли, Раз, два, три… Как их перерезать? И где… Я подняла глаза на доктора.

— Что? — спросил он. — Режь.

Я вновь взглянула на пуповину и ниже.

— Где? — я забыла все слова и лишь облизывала губы.

— Режь прямо здесь.

— Это же не мальчик?

— Конечно, это не мальчик, — рассмеялся доктор.

Я подняла глаза на него, перевела взгляд на Аманду.

— Что, Кейти? — выдохнула та.

— У тебя дочка, — едва выговорила я.

Аманда промолчала.

— По УЗИ был мальчик? — переспросила незнакомая медсестра. — Ну бывает. Не расстраивайся. Сына ещё родишь. А девочек в наших краях мало.

— Девочка? — выдохнула Аманда. — Кейти, это правда?

Я кивнула и хотела снова сказать «это девочка», но доктор перебил меня:

— Режь уже наконец!

Водоросли не поддались сразу. Лишь одна за другой, и наконец я выронила ножницы в подставленные медсестрой ладони. Она вернула мне фотоаппарат. Другая понесла ребёнка на весы под лампу. Восемь фунтов и шесть унций. Ничего себе! Я сделала снимок. Один, второй, пока малышку не вернули маме. Тогда я навела объектив на лицо Аманды. В фокусе оказались её слёзы и покрасневшие глаза. Но через секунду она вновь глядела на дочь, наскоро завёрнутую в пеленку с голубыми мишками. Они у них одинаковые? Или только для мальчиков такие? Малышка секунду смотрела в глаза мамы, и я успела поймать два тёмно-синих огромных шара. Потом уже сморщенный носик дёрнулся в сторону, и медсестра отвела от соска пальцы Аманды, помогая малышке взять грудь.

Я сделала ещё пару снимков и отступила от кровати, чувствуя, что в моём носу не хватает больше места для слёз которые я втягивала. Медсестра тем временем отнесла в сторону таз с пуповиной и плацентой, будто мясник, и доктор наконец скинул перчатки.

Медсестра тронула меня за плечо:

— Я сделала на телефон пару фотографий в первые минуты. Скажи свой электронный адрес, и я при тебе удалю их со своего телефона.

Малышка в крови, сморщенная, орущая… Я пропустила этот момент. Где я была? В каком измерении? И где нахожусь сейчас?

Глава семьдесят шестая "Первый день втроём"

Дрожащей рукой я нажала на кнопку и под уже до боли знакомую музыку отступила от медсестры. Сейчас кто-то с той же надеждой слушает эту трель, что и мы с Амандой несколько часов назад. А мне бы дождаться, чтобы малышка наконец устала плакать, если это вообще возможно… Фотоаппарат больно ударил по животу, заставив вздрогнуть всем телом, или же в детской комнате было холоднее, чем в родильной палате. А, может, и мои гормоны куда-то поскакали после чужих родов.

Малышку давно обтёрли мокрыми губками, сделали прививки, надели подгузник и запеленали. С пелёнки глядели всё те же голубые мишки. А вот белые вязаные шапочки были разных цветов, но я, вместо розового помпона, взяла всё же зелёный.

— Сама повезёшь люльку или я? — спросила медсестра, прикрывая ребёнка второй пелёнкой.

Я замотала головой. Не хотелось даже касаться стеклянной кроватки. От детского крика хотелось заткнуть уши, как от включенных в магазине детских игрушек. Почему она так долго плачет? Ей больно, холодно, голодно? И где медсёстрам раздают безразличие? Мне бы взять хотя бы фунт на предстоящую неделю!

Однако только медсестра выкатила люльку в коридор, малышка тут же замолчала. Будто сирену выключили. Она спала! И не проснулась даже в палате. Медсёстры перекинулись друг с другом тихими фразами и оставили нас вдвоём. Вернее уже втроём. Как привыкнуть к этому? Как?

— Я позвонила матери, — сказала Аманда.

И я даже не успела спросить, почему?

— Мне так хотелось рассказать хоть кому-то, что у меня дочка, но будить людей в пять утра…

Часы показывали без четверти шесть. Аманда протянула мне телефон с просьбой сфотографировать ребёнка. Я не взяла.