Одна и пять идей. О концептуальном искусстве и концептуализме

Формально беседа посвящена знаковой работе Келли Послеродовой протокол – инсталляции, которая документирует процесс освоения языка сыном художницы, включая тем самым психоаналитические и феминистические мотивы в концептуальное искусство. В первой части разговор охватывает широкий диапазон тем, включая субъективность, гендер, силу, политику и их сопряжение в концептуальном искусстве, а затем переключается и на другую область – социальную, экономическую и политическую контекстуализацию концептуального искусства, о которой первым начал писать Бухло[61]. Возвращаясь к своим доводам из статьи Искусство и Art & Language, Смит говорит о ранних «пропозициональных» практиках группы, подчеркивая, что их деятельность была сосредоточена на «работе над концепцией искусства»[62]. Затем аналитическая работа стала «синтетической», когда примерно в 1974 или 1975 году группа обратилась к «исследованию вопросов и опытов, которые были гораздо шире, чем искусство и его языки»[63]. И действительно, группа Art & Language начала взаимодействовать с целым рядом леворадикальных коллективов, которые в то время собирались в Нью-Йорке для борьбы с сексизмом и расизмом в мире искусства и обществе в целом, включая Встречи художников за изменения в культуре и Конгресс африканских народов. Кроме того, вернувшись в Австралию в 1975 году, Смит организовал там, а затем и в Новой Зеландии, выставки Art & Language; об этих событиях идет речь в Задачах перевода[64]. Эта работа двигалась в параллельном направлении с формирующимися политическими интересами Келли, диапазон которых был гораздо шире, чем в целом у участников западного концептуального движения. Предвосхищая свои будущие размышления о концептуализме, Смит замечает, что поворот искусства в сторону политики происходил «по всему миру ‹…› иногда раньше, иногда позже»[65].

На протяжении беседы голос Келли и Послеродовой протокол составляют контрапункт размышлениям Смита о работе Art & Language, которая развивалась от чрезвычайно пропозициональной и аналитической практики к более широкому социальному и политическому уклону. Разговор возвращается к представлению, впервые высказанному Смитом в Искусстве и Art & Language, о том, что история концептуального искусства включает в себя фазы или стадии развития, в которых ее концептуальность подвергается реконфигурации. Келли и Смит согласны друг с другом в том, что в рамках концептуального движения искусство совершает важный поворот к сложной политической теории, однако художница указывает и на определенные ограничения Art & Language на этом пути, возникшие из-за чрезмерной увлеченности индивидуальной субъективностью, которые, по ее мнению, связаны с нежеланием интегрировать психоаналитическое восприятие сферы личного и марксистскую точку зрения на социальную сферу – то есть как раз то, что Келли сделала ключевой частью своего собственного творчества. Действительно, психоаналитическое, а именно лакановское, понимание роли языка в формировании субъекта, в сочетании с феминистическим интересом к материнству и женскому труду, подтолкнуло Келли к созданию Послеродового протокола, и Смит сравнивает эту работу с известным произведением Art & Language 1972 года – Индексом 01. Это кульминационное высказывание «пропозиционального» периода группы, модель, на которую Келли отреагировала тем, что перенаправила энергию и дотошность концептуалистских художественных исследований в политическое русло, в котором уже работала в это время и сама группа Art & Language.

От концептуализма к новейшему искусству