– Верно, только сдается мне, о тамошней политической обстановке я знаю больше, чем вы оба, вместе взятые. – (На фоне заговора невежд Клара, по всей видимости, оказалась вне подозрений.) – Если громаду его знаний поместить на громаду твоих – Пелион, так сказать, взгромоздить на Оссу,[6]
– все равно получится шишка на ровном месте.Затяжную паузу нарушила Сьюзен, спросив, не предложить ли кому-нибудь десерт.
– А у вас есть на десерт шишка, миссис Маклауд?
Да, теперь я вижу, что мог вести себя как бессовестный пошляк. Ладно, мне было всего девятнадцать. Я не имел ни малейшего понятия, что за субъекты или объекты Пелион и Осса; более того, меня сразила идея объединения наших познаний. По большому счету именно так поступают влюбленные: они дополняют сведения друг друга о мире. Кстати, в библейском смысле «познать кого-либо» означает вступить с ним в интимную связь. Так что я уже взгромоздил свои знания куда следовало.
Пускай это не стоило даже шишки на ровном месте. Хотя шишку можно подобрать довольно высокую.
Сьюзен мне рассказывала, что ее отец проповедовал учение «Христианская наука» и имел массу обожательниц среди своих прихожанок. Она рассказывала, как ее брат – тот, который пропал без вести, – за пару недель до своего последнего вылета пошел к проститутке – «разузнать, что к чему». Рассказывала, что ей не дано плавать, потому как у нее тяжелая кость. Такие сведения слетали у нее с языка в произвольной последовательности, без каких бы то ни было расспросов с моей стороны, разве что в ответ на мое невысказанное желание знать о ней все. Она сыпала такими подробностями, будто ожидая, что я придам смысл и порядок ее жизни и чувствам.
– На поверку все не так, как кажется, Пол. Это, пожалуй, единственный урок, который я способна тебе преподать.
Я жду продолжения беседы о фальши респектабельности, о фальши брака, о фальши провинциальных нравов или… но у нее на уме совсем другое.
– Уинстон Черчилль – я тебе рассказывала, что видела его вживую?
– Неужели ты вхожа на Даунинг-стрит?
– Нет, глупыш. Я видела его на задворках Эйлсбери. Что я там делала? Не важно. Он расположился в открытом автомобиле, на заднем сиденье. Загримированный. Красные губы, ярко-розовая физиономия. Вид более чем странный.
– Ты уверена, что это был Черчилль? Я даже не подозревал, что он… из этих…
– Бог с тобой, Пол. Ему предстояла поездка через центральные районы, он только что выиграл войну… а может, выборы… вот его и загримировали перед съемкой. Для «Пате-журнала» и кинохроники.
– Жуть какая.
– Да уж. Этот размалеванный живой манекен видела не я одна, но в основном люди смотрели новости, а там он выглядел как надо.
Я задумываюсь. Эпизод представляется мне комичным, но не жизненным. В общем, мысли мои – совсем о другом.
– Но ты-то сама на поверку такая, как с виду? В точности такая?
Она целует меня.
– Надеюсь, пернатый мой дружок. Так лучше для нас обоих.
Мне доводилось тайно рыскать по дому Маклаудов: то как антропологу, то как социологу, но всегда – как влюбленному. На первых порах я, естественно, сравнивал их дом с родительским, и сравнение было не в нашу пользу. В доме Маклаудов чувствовались стиль, непринужденность и полное отсутствие мещанского самодовольства. У моих родителей кухня была оснащена не в пример лучше и современнее, но я не ставил этого им в заслугу, равно как и содержавшийся в безупречной чистоте автомобиль, ухоженные канавки, свежепобеленные потолки, сверкающие водопроводные краны и гигиеничные пластмассовые стульчаки вместо теплых деревянных. В нашем доме телевизор пользовался уважением и занимал центральное место; Маклауды привычно говорили «ящик» и загораживали его каминным экраном. Они не помышляли о ковровых покрытиях и встроенной кухне, а тем более о гарнитуре-тройке или наборе для ванной комнаты в гармонирующих тонах. В гараже валялись инструменты, ненужный спортивный инвентарь, садово-огородные принадлежности, старые газонокосилки (одна в рабочем состоянии) и лишняя мебель – для «остина» места не оставалось. На первый взгляд все это могло показаться современным и оригинальным. Вначале я был просто заворожен, но постепенно разочаровался. Моя душа не знала покоя ни в родительском доме, ни в такой вот обстановке.
Более того, я чувствовал, что и Сьюзен там лишняя. Это ощущение возникло у меня спонтанно, а осознание его пришло намного позже. В наши дни, когда более половины детей в стране рождаются вне брака («брак»: я только сейчас заметил двойной смысл), пары объединяет не столько супружество, сколько недвижимость. Дом или квартира становится не менее (а порой и более) коварной ловушкой, чем свидетельство о браке. Недвижимость диктует образ жизни и ненавязчиво предлагает его поддерживать. Недвижимость требует постоянной заботы и внимания; это как бы материальная демонстрация брака, существующего на данной площади.
Зато Сьюзен, как я отчетливо видел, не была объектом заботы и внимания. И речь сейчас не о сексе. Вернее, не только о нем.