Одна история

Наш дом стоял на тихой улице; посетители бывали у нас крайне редко. Помню, как-то субботним утром меня отвлек от учебника по гражданскому праву звонок в парадную дверь. Я услышал, как Сьюзен предлагает незваному гостю – двум незваным гостям, мужчине и женщине – пройти в кухню. Минут через двадцать она сказала, затворяя входную дверь:

– Вам, я уверена, теперь намного спокойнее.

– Кто это был? – спросил я, когда Сьюзен проходила мимо кабинета.

Она заглянула ко мне:

– Миссионеры, черт бы их побрал. Миссионеры. Я дала им возможность облегчить душу и указала на дверь. Пусть обрабатывают кого-нибудь другого, кто готов к обращению в их веру.

– Не настоящие миссионеры?

– Это общий термин. Настоящие миссионеры, естественно, хуже всех.

– То есть это были свидетели Иеговы, или Плимутские братья, или баптисты, или кто?

– Или кто. Спросили, не тревожит ли меня состояние этого мира. Обычный вопрос-ловушка. Потом стали нудить по поводу Библии – можно подумать, я о ней никогда не слыхала. У меня чуть не вырвалось, что все это мне давно известно и вообще я – презренная Иезавель, блудница.

Она не стала больше отрывать меня от учебников. А я задумался над такими вот внезапными всплесками эмоций, от которых она становилась мне еще дороже. Я черпал знания из книг, она – из жизни, в который раз подумалось мне.

* * *

Как-то вечером зазвонил телефон. Я снял трубку и, как принято, назвал свой номер.

– Вы кто? – осведомился голос, который, как я мгновенно понял, принадлежал Маклауду.

– А вы кто? – Я изобразил небрежную интонацию.

– Гордон Маклауд, – с расстановкой ответил он. – С кем имею честь?

– Это Пол Робертс.

Он бросил трубку, и я сразу пожалел, что не сообразил представиться как «Микки-Маус», или «Юрий Гагарин», или «Главный по Би-би-си».

Рассказывать Сьюзен об этом звонке я не стал. Какой смысл?

* * *

Но через неделю-другую к нам наведался некий господин, назвавшийся Морисом. Сьюзен отдаленно его знала. Похоже, он был как-то связан с Маклаудом по работе и, видимо, заранее сообщил Сьюзен о своем появлении. Мне показалось, он специально подгадал время, чтобы застать меня дома. Но за давностью лет точно сказать не берусь: быть может, так совпало.

Я не задал ни одного самоочевидного вопроса. В противном случае у Сьюзен были бы наготове ответы. А может, и нет.

На мой взгляд, было ему около пятидесяти. В своих воспоминаниях я надел на него пальто-тренч и, кажется, широкополую шляпу, а также костюм с галстуком (все это, весьма вероятно, я пририсовал позднее). Держался он едва ли не по-родственному. Пожал мне руку. Согласился выпить чашку кофе, воспользовался туалетом, попросил пепельницу и завел разговор на пустые, общие темы, излюбленные взрослыми. Сьюзен, играя роль гостеприимной хозяйки, приглушила в себе некоторые качества, за которые я особенно ее любил: дерзость и неудержимую смешливость в отношении внешнего мира.

Помню, в какой-то момент разговор коснулся закрытия «Рейнольдс ньюс». На долю этой газеты (полное название – «Рейнольдс ньюс энд санди ситизен») выпали тяжелые времена, ее сократили до воскресного таблоида, а потом и вовсе закрыли – видимо, незадолго до той беседы.

– Мне кажется, это погоды не делает, – сказал я.

Я и в самом деле не усматривал здесь ничего из ряда вон выходящего. Возможно, пару раз мне и попадалась на глаза эта «Рейнольдс ньюс», но от меня не укрылась глубокая озабоченность в голосе Мориса.

– Вы так считаете? – светским тоном переспросил он.

– По большому счету, да.

– А как же плюрализм средств массовой информации? Разве его не следует ценить?

– По мне, все газеты примерно одинаковы; одной больше, одной меньше – невелика разница.

– А вы, часом, не из «новых левых»?

Я посмеялся. Не над его словами, а над ним самим. Что он хочет на меня навесить, мать его так? Кем хочет меня выставить? А сам, между прочим, копия членов правления теннисного клуба у нас в Деревне.

– Нет, политику я презираю, – ответил я.

– Вы презираете политику? Не кажется ли вам, что это не совсем здравое отношение? Вам удобно прикрываться цинизмом? А чем, по-вашему, можно заменить политику? Прихлопнуть газеты – и прихлопнуть всю нашу политическую деятельность? Прихлопнуть демократию? Мне видится здесь позиция левака-революционера.

Этот тип начал меня не на шутку раздражать. Я оказался не то чтобы вне сферы своей компетентности, но вне сферы своих интересов.

– Прошу прощения, – сказал я. – Это совсем не так. Но дело, видите ли, в том, – добавил я, глядя на него с удручающей серьезностью, – что я принадлежу к отработанному поколению. Вам может показаться, что мы для этого слишком молоды, но тем не менее: мы – отработанный материал.

Вскоре после этого он ушел.

– Ох, Кейси-Пол, какой ты вредный.

– Я?

– Ты, кто же еще? Он ведь упомянул, что работал в «Рейнольдс ньюс», – разве ты не обратил внимания?

– Нет, я подумал – он шпион.

– Чтоский? Русский?

– Да нет, я считаю, его к нам заслали, чтобы разнюхать, что к чему, а потом написать отчет.

– Не исключено.

– Думаешь, нам стоит беспокоиться?

– В ближайшие два-три дня – наверное, нет.

* * *