Одна история

Созревает решение: поскольку ты студент, а все твои друзья-приятели, кроме тех, что живут с родителями, платят за жилье, то и тебе нужно последовать их примеру. Спрашиваешь у одного, у другого, сколько с них берут. Выбираешь среднее: четыре фунта в неделю. Вполне приемлемо. Кто получает государственную стипендию, тот может себе это позволить.

В понедельник вечером вручаешь Сьюзен четыре десятки.

– Это что? – спрашивает она.

– Я решил, что должен платить тебе за квартиру, – отвечаешь ей с излишней, наверное, чопорностью. – Примерно такую сумму платят все.

Бумажки летят в тебя. Не совсем в лицо, как показали бы в кино. Они рассыпались по полу. Весь вечер нагнетается молчание, и на ночь глядя ты устраиваешься на диване. Переживаешь, что не проявил деликатности в вопросе квартплаты – почти как в том случае, когда подарил ей пастернак. Всю ночь зеленые банкноты так и валяются на полу. Наутро ты возвращаешь их в бумажник. Эта тема больше не муссируется.

* * *

После визита Марты произошли два события. Комнаты в мансарде были сданы жильцам, а Сьюзен впервые после нашего бегства съездила в Деревню. Сказала, что необходимо и целесообразно время от времени туда наведываться. Как-никак, половина дома принадлежит ей, а она далеко не уверена, что Маклауд будет оплачивать счета и следить за состоянием бойлера (я не понял: почему, собственно? Ладно, не важно). Миссис Дайер, которая по-прежнему ежедневно приходила убирать и поворовывать, обещала держать хозяйку в курсе всех дел, требовавших ее внимания. Сьюзен поклялась, что будет появляться дома только в отсутствие Маклауда. Я ее отпустил, хотя и со скрипом.

* * *

Недавно я сказал: «Вот в таком виде я хотел бы сохранить в памяти минувшие события, будь это в моей власти. Но нет». Кое-что я опустил, но некоторые эпизоды больше откладывать невозможно. С чего же начать? С «читальни», как называлась у Маклаудов одна из комнат на нижнем этаже. Час был поздний, но мне совершенно не хотелось идти домой. Сьюзен, по всей видимости, уже легла спать – точно не помню. Не помню даже, какую книгу я там читал. Определенно взятую с полки наугад. Я так и не сориентировался в этой подборке книг. Там были хранимые двумя, а то и тремя поколениями старинные собрания сочинений в кожаных переплетах, а также альбомы по искусству, сборники поэзии, большое количество исторической литературы, кое-какие биографические произведения, романы, детективы. У нас, в родительском доме, книги, словно в доказательство того факта, что к ним относятся с уважением, были расставлены в строгом порядке: по тематике, по авторам, даже по размеру. А здесь царила иная система, точнее, насколько я мог судить, бессистемность. Геродот соседствовал с комическими стишками Салливана, трехтомная история Крестовых походов – с Джейн Остин, а Лоуренс Аравийский втиснулся между Хемингуэем и практическим пособием по бодибилдингу. Что это было – тонкая шутка? Богемная небрежность? Или особый род заявления: в доме главные – не книги, а мы сами.

Из этих размышлений меня вывел грохот: створка двери ударилась о книжный шкаф с такой силой, что отскочила назад, и входящий пнул ее вновь. На пороге стоял Маклауд; помню, на нем был клетчатый домашний халат, подпоясанный длинным темно-бордовым витым шнуром. Из-под халата выглядывали слоновьи пижамные штаны и кожаные тапки.

– Ты что тут делаешь? – спросил он таким тоном, каким обычно посылают собеседника куда подальше.

У меня сама собой включилась защитная реакция – наглость.

– Читаю, – ответил я и помахал книгой.

Маклауд с топотом бросился ко мне, вырвал у меня книгу и запустил ее, как летающую тарелку, через всю комнату.

Я не сдержал ухмылку. Он-то думал, что расправился с книжонкой, которую я принес с собой, а это оказался том из его библиотеки. Умора!

И тут он меня ударил. Точнее, собрался нанести серию из трех (кажется, так) ударов, и в результате его запястье один раз скользнуло по моему виску. Два других удара пришлись в воздух.

Я вскочил и попытался дать ему сдачи. Если не ошибаюсь, мне удалось ткнуть его в плечо. Ни он, ни я особо не закрывались: оба показали себя никудышными бойцами. Если честно, я до той поры вообще никого не бил. Маклауд, как я понимаю, оказался опытнее, но ненамного. Пока он соображал, что еще сказать и куда ударить, я проскользнул мимо него, бросился к двери черного хода и смылся.

После чего с облегчением вернулся в тот дом, где на меня не поднимали руку более десяти лет – после того как раз-другой отшлепали (вне сомнения, заслуженно).

* * *

Нет, это не совсем так – что я никого не бил. В начальной школе учитель физкультуры загонял поголовно всех мальчишек на ежегодные соревнования по боксу; участников распределяли по весу и году рождения. У меня не было ни малейшего желания бить или получать по морде. Но, изучив списки, я заметил, что в моей весовой категории не оказалось ни одного участника, и решил записаться, надеясь на победу из-за неявки соперника.