Одна из двух

— Нет, я ничем ее не обидел. Она сама знает, что сочиняет небылицы. И еще. В заточении стины не нашлось, и моя жена использовала запасы трезов. И, поверь мне, Цита мастерски умеет стряпать трезарианские блюда. Она готовила себе какую-то замысловатую пищу, даже ни разу не порезалась и не обожглась.

— Дааа … — Мойн потер затекшую шею. — Это аргумент. Насколько я помню, Отто Шраю всегда приносили еду на подносе. А сенатор и его семья у трезов стоят повыше плененного генерала.

— Мне все равно, кто ее родители. Я прямо заявил ей об этом. Но и постоянно слушать ее фантазии не желаю…

Не успел я договорить, как в кабинет ворвалась Нулза.

— Ну что, доволен? — гневно крикнула моя сестра, притопнув ногой. — У Циты начались преждевременные роды. Это ты виноват!

Я кинулся в спальню, где на кровати моя жена извивалась от боли. Упал перед ней на колени.

— Прости меня, — только и успел вымолвить.

— Убирайся прочь, Лей, — велела мне Дарра. — Сейчас не до тебя! Ребенок лежит неправильно. Мне нужно развернуть его.

Цита меня не замечала, сосредоточившись на новом приступ боли.

— Я никуда не уйду, Дарра! И не смей мне приказывать. — Зловещий шепот заставил содрогнуться даже меня.

— Тогда не путайся под ногами, — смилостивилась бабка. — И попробуй отвлечь жену от боли. Я послала за листьями ммонге. Сейчас уменьшим ее страдания.

Я уселся на пол рядом с кроватью, взяв тонкую ладонь. Мне было невдомек, что говорить и делать в такой ситуации. Ренца всегда уходила в термы, и оттуда мне приносили красивого розового младенца. Но в этот раз я твердо решил не оставлять жену. Тихонько я начал напевать. Строки сами пришли на ум:

Любовь не погибает сквозь года.

И ты паришь, как будто в небе птица,

И от любви душа так молода,

И сердце к сердцу радостно стремится.

Цита, превозмогая боль, удивленно глянула на меня. А я продолжал:

Любовь, как сон, как ласка, как полынь.

Она таит и радость и напасти.

Ее опустишь, будешь ты один.

Понять не сможешь, что такое счастье!

Жена перестала стонать и прислушалась к моим песнопениям. Дарра, воспользовавшись моментом, быстро разложила по животу листья ммонге, облегчающие процесс родов. Присоски плавно вошли в плоть, жена лишь слегка поморщилась. А я, чтобы отвлечь ее от боли, уже напевал дальше:

О слово величавое «любовь!»,

С тобою жить приятней, веселее.

Слова признаний будоражат кровь,

И ласки вдруг становятся смелее.

Больше ничего на ум не шло, и я заново начал свою песню. Цита смотрела на меня, зачарованно улыбаясь. Когда же послышался тонкий плач моего младшего сына, жена словно очнулась:

— Как? Уже?

По обычаям княжества Дарра положила ей на грудь младенца, блестящего от сока ммонге, которым его сразу обтерли.

— О, Наягна, я все пропустила! Лей, это ты меня отвлек! — воскликнула Цита и расплакалась. Слезы катились по щекам моей ненаглядной.

— Все уже позади, любовь моя, — прошептал я, обнимая ее и целуя ребенка в темечко.

Дарра внимательно посмотрела на роженицу и ласково осведомилась:

— У тебя ничего не болит, девочка? Если нет, я сниму листья. Долго их тоже держать нельзя.

— Со мной все в порядке, — устало заверила Цита. — Еще никогда роды не проходили так легко. Дарра понимающе улыбнулась: у трезов дети рождаются в ужасных муках. Слова Циты задели меня. Она рожала раньше. И, наверное, есть дети. Я увидел, как взгляд жены затуманился: видимо, наши мысли текли в одинаковом направлении. Я постарался отогнать от себя мрачные подозрения. Дети. На долю секунды Цита нахмурилась, но постаралась не выдать печали в столь радостный день. В комнату уже заходили члены княжеской фамилии: Нулза с детьми, мои сыновья и Аллинара, старый Мойн, но впереди всех вбежала Лейя и деловито кинулась к новорожденному брату.

— Фу, Цита. — Маленькая негодница скривила недовольную рожицу. — Какой же он страшный, прямо как Юнгар Содиген!

— Да что ты такое говоришь, Лейя? — изумился я. — Посмотри, какой красивый малыш! — Я взял ребенка на руки и в присутствии семьи провозгласил: — Да ниспошлет тебе Наягна милости свои, и боги Трезариана уберегут тебя от невзгод! Ты принадлежишь Кхрато-аннам, и имя тебе… — Я выразительно посмотрел на Циту.

— Фьюнис, — чуть слышно прошептала моя жена. Клянусь, я бы и сам не выбрал лучшего имени.

— Фьюнис! — громогласно повторил я.

— Приветствуем тебя, Фьюнис Кхрато-анн! — пропели мои родственники вразнобой и сразу заспешили по своим делам.

Лишь одна Лейя не собиралась уходить и натужно вздыхала, почему ребенка не назвали Юнгаром, если он такой же страшный.

Когда мы остались одни, я осторожно переложил сына в сплетенную из корней ммонге колыбельку, помнившую еще моих старших детей. Цита, как ни храбрилась, но усталость взяла свое, и глаза супруги начали закрываться.

— Я люблю тебя, — проронила Цита, погружаясь в глубокий сон.

— Я тоже тебя люблю, сокровище мое, — признался я и снова начал тихо напевать:

Мне помогли бы небеса,

Все чувства выразить словами!

Планеты нашей чудеса

Уже лежали б перед вами!

— Чьи это стихи? — пробормотала Цита, засыпая. — Никогда раньше не слышала.

— Тебе нравится? — осторожно поинтересовался я.