Одна литера

Сейчас ее тоже одолевали сомнения в правильности собственных действий, потому она так и нервничала в ожидании Эбизавы. И еще одна мысль не давала ей покоя: если Оотагаки действительно признается в убийстве, то отзыв ее заявления окажется верхом глупости, своего рода противодействием работе полиции. Хоть бы скорей узнать, что там происходит!

— Что же это такое в конце концов! — Кёко в который раз посмотрела на часы.

И тут дверь распахнулась.

— Опоздал, опоздал! Приношу мои глубочайшие извинения! — с этими словами Эбизава вошел в бар.

— Как хорошо, что вы наконец пришли, сенсей! Мадам сама не своя, — защебетала Сакаэ, помогая ему снять пальто. — Вчера поздно засиделись, устали. Наверное, решили поспать подольше, да?

— Да что вы, милочка, какой сон! Работал. Утром мне позвонили из полиции, сказали, что Оотагаки хочет меня видеть…

— О-о, так у вас состоялось с ним свидание? И что же?

Взоры всех женщин обратились к Эбизаве.

— В общем, ничего хорошего… — Эбизава глубоко вздохнул и сделал паузу, словно давая возможность присутствующим сосредоточиться.

Кёко глянула на него с легким неодобрением — актерствует… Сказывается профессиональная привычка…

— Ну, сенсей, говорите же! Почему — ничего хорошего? Мы сгораем от нетерпения.

— Оотагаки собирается признаться в совершенном убийстве. Я его отговаривал, советовал еще немного подождать, но он, как видно, убедил себя в собственной виновности.

— Сенсей, расскажите, пожалуйста, все по порядку, — сказала Дзюнко Нисихара, положив ладонь на руку Эбизавы.

«Что за фамильярность!» — подумала Кёко, окинув неприязненным взглядом красивое, умело подгримированное лицо Нисихары.

2

— Суть вот в чем, — начал Эбизава и, подробно изложив мысли Оотагаки обо всем случившемся, заключил: — В своеобразной логике ему не откажешь. Во всяком случае, это объясняет многое: почему Аканэ оставила его у себя, почему этот спокойный, застенчивый парень впал в ярость и совершил убийство. Короче говоря, вроде бы разрешены те вопросы, над которыми мы с вами ломали голову вчера вечером.

— Действительно, — вздохнула Саёри. — Все становится на свое место.

— А как вы думаете, сенсей, полиция поверит его рассказу? — Нисихара кокетливо улыбнулась Эбизаве.

— Думаю, не поверит.

— Почему?

— Видите ли, до сих пор вопрос стоял так: кто преступник, Оотагаки или некий X. Если Оотагаки признается, в центре внимания полиции будет уже иное: действительно ли Оотагаки напился до такой степени, что, совершив в состоянии аффекта убийство, впал в беспамятство, или же преступление это преднамеренное, обдуманное заранее. Вполне естественно предположить, что, пытаясь смягчить свою вину, он выдумал всю эту душеспасительную историю. Поэтому я и посоветовал ему не торопиться с признанием. Что касается нас… Мне думается, мы в любом случае должны попытаться выяснить как можно больше…

В это время за дверью послышался визг тормозов, и через минуту в бар вошли два молодых человека в накинутых на плечи пальто — Сиоми и Ясиро.

— Эбизава-сан, что же вы делаете?! — с ходу накинулся на адвоката Сиоми. — Ведь вчера вечером об этом и речи не было, а сегодня вы…

— Позвольте, в чем дело?

— Вы еще спрашиваете! Не вы ли вчера посоветовали нам пренебречь на время профессиональными интересами и действовать согласованно? Но стоило нам внять вашему совету и направить совместные усилия на спасение Оотагаки, как вы, никого не поставив в известность, начинаете сепаратные действия и устраиваете такой спектакль, что только диву даешься! Короче говоря, мы чувствуем себя полными дураками.

Сиоми просто захлебывался от возмущения. Ясиро, дымя сигаретой, сверлил Эбизаву насмешливым взглядом. Чувствовалось, что и он готов ринуться в атаку.

— Простите, господа, я ничего не понимаю. Что в моем поведении вызвало такую бурю?

— Могу рассказать с подробностями. — Ясиро затянулся и выдохнул большое облако дыма. — Согласно вчерашней договоренности сегодня утром мы отнесли в полицию заявление Кёко-сан об отзыве ее иска. Начальник розыскного отдела, как и следовало ожидать, затеял канитель — то да се, пусть, мол, заявительница сама придет и, вообще, как это можно чинить препятствия работе полиции. Мы, конечно, возражали и про себя радовались: понимали, что арестовать Оотагаки по подозрению в убийстве они не решаются. Потом начальник розыска ушел, сказал, что должен поговорить с их главным. Минут через тридцать вернулся. Улыбка до ушей, весь так и сияет. Пожалуйста, говорит, отзывайте заявление Санады-сан, мы не возражаем. Что за черт! Почему такой резкий поворот? Мы ушли, стали выяснять по другим каналам, в чем дело. И что же? Оказывается, Оотагаки признался. И признался сразу после беседы с вами, Эбизава-сан. Следовательно, вы его уговорили. Нам бы очень хотелось услышать из ваших уст, по какой причине вы так поступили.