Одна (ЛП)

— Грудь – естественная часть человеческого тела. Даже если у тебя ее и нет, — замечает она. — Я где-то читала, что в обстоятельствах жизни и смерти, если у женщины нет молока, то оно может появиться в груди мужчины, чтобы спасти жизнь их ребенку. Плач ребенка в сочетании с дерганьем ребенка за соски, может стимулировать гормональные процессы, которые отвечают за выработку молока...

— Тетя Гейл, пожалуйста! — прерывает ее Пакс, смотря в ужасе. — Я не хочу говорить о мужчинах и грудном вскармливании в полдень!

— Ну, ты бы хотел поговорить об этом во время ужина?

— Я бы хотел об этом поговорить никогда!

— Я думала, мы растили тебя, чтобы ты был открыт для чего-то даже большего, чем это. — Она хмурится.

— Прости, тетя Гейл, — вздыхает он. — Но все это пугает меня до смерти.

— Мужчины такие дети. — Она кивает, глядя на меня. — Женщинам всегда нужно быть осторожными с их нежной натурой.

— Похоже, что так, — соглашаюсь я, посмеиваясь.

Она обходит меня, чтобы посмотреть в окно. Я понимаю ту секунду, когда она смотрит на машину Пакса. И резко вздыхает.

— Бог мой, Пакс! Ты ездишь на этом? Это ведь даже не машина, это куча плохо скрепленного метала!

— Возьму денег в кредит и завтра же куплю новую подержанную машину, — объясняет Пакс. — Я уже разговаривал с дядей Биллом.

— Позволь мне взять его на себя. — Она трясет головой, выглядя обеспокоенно.

Раздавленный автомобиль напоминает нам о том, что произошло, и в воздухе висит напряжение. Я пытаюсь разрядить обстановку, потому что лицо Пакса очень мрачное.

— Теперь я знаю твою слабость, — дразнящим голосом говорю я и подмигиваю. — Ты боишься делать молоко в своих сиськах.

Его реакция такая, как я и ожидала. Он на минуту забывает о реальности.

— Разве не каждый мужчина боится этого? — На его лице появляется преувеличенный ужас. — Я не хочу, чтобы ребенок сосал мои соски. Это дерьмо кажется очень болезненным, — вздрагивает он.

— Ну, тогда тебе лучше молиться, чтобы не пошел метеоритный дождь, который уничтожить женщин или их сиськи. — Я щипаю его за грудь. — Наверняка тут появится молоко.

— Я знаю, как сделать так, чтобы эта грудь всегда была способна производить молоко... — Внезапно, он прыгает на меня.

Он начинает щекотать нижнюю часть каждой моей груди, я вскрикиваю и неудержимо хихикаю.

— Стой, — тяжело дышу я. — Стой!

— Нет, пока ты не пообещаешь, что поможешь мне спасти всех коров, если Земля будет обстреляна метеоритами, чтобы ни одному из мужчин не пришлось делать молоко в своей груди!

Его возмутительная просьба заставляет меня смеяться еще больше, пока смех не становится похожим на умирающее ворчание.

— Хорошо, хорошо, я обещаю, обещаю! — кричу я.

Он успокаивается и приближает свое лицо ближе к моему.

— Ты не сможешь вернуть их обратно, — говорит он.

— Я не буду. — Я торжественно киваю головой. — Клянусь.

— Ммм клятвы... Люблю нечестивых девушек... — Он касается своим носом моего.

Он целует меня прямо здесь, на диване своей тети в середине дня. Это хуже, чем я когда-либо могла себе представить, но его поцелуи заставляют все выглядеть правильным, даже если это и не так. Я люблю то, как он заставляет чувствовать меня себя теплее, как будто до этого мое тело было погребено, а его поцелуи вернули меня к жизни.

— Эмм.

Мне нравится, что Пакс заставляет меня чувствовать внутри себя дрожь и чувствительность, о существовании которых я не знала, так же, как и мои пальцы. Они сжимаются каждый раз, когда он касается меня. Тело посылает сообщения о теплоте и удовольствии, и мои пальцы на ногах продолжают сжиматься, сохраняя удовольствие, сохраняя его как электричество.

— Эмм.

Я услышала звук, когда Пакс на секунду приостановился. Он отдаляется, падая на пол, когда пытается слезть с меня

— Дерьмо, — выкрикивает он.

Мужчина проходит на другую сторону комнаты, давая нам время привести себя в порядок. Я быстро приглаживаю волосы, поправляю воротник рубашки, бросая гневные взгляды в сторону Пакса. Он выглядит немного извиняющимся, но не слишком. Я приглаживаю кончики волос за плечом. Замечательно, как теперь я буду рассказывать его дяде о том, что случилось после того, как он застал нас за таким занятием? Испытываю отвращение к своему телу, с какой легкостью могу отдаться Паксу при его самом простом прикосновении. Кажется, мое тело принадлежит больше ему, чем мне.

— Простите, что я пришел в ненужное время. — Голос у дяди Пакса тихий, спокойный, и немного напоминает Пакса.

Когда он оборачивается, я задыхаюсь. Он очень похож на Пакса, так сильно, что мог бы быть его отцом. Должно быть он увидел в моих глазах непонимание, потому что решил представиться.

— Билл, дядя Рида. Его отец был моим близнецом.

Ага, теперь все понятно. У них обоих черные волосы и одинаковые зеленые глаза. Они выглядели точно так, как должны выглядеть отец и сын. Я вижу, как он кладет руку на плечо Пакса и мягко осторожно сжимает ее. Несмотря на то, что Билл не является биологическим отцом Пакса, сразу чувствую связь между ними и знаю, что во всем, что имеет значение, Пакс – его сын.