Он проводит подушечкой большого пальца по моим губам, и я зажмуриваюсь, чтобы не расплакаться. Потом Джек отпускает меня.
– Он умер из-за тебя.
Правда жжет хуже всякой кислоты, и я готова закричать, готова…
Рука рефлекторно взметается вверх и отвешивает Джеку звонкую пощечину. Эхо шлепка разлетается по всему подвалу, ладонь горит, причем горит так приятно, что я бью Джека снова и уже замахиваюсь для третьей оплеухи, но он ловит меня за запястье. Между нами завязывается борьба. Я что‐то кричу ему в лицо, кипя от ярости и осознания его предательства, ругаюсь, грязно и заковыристо, но Джек валит меня на пол, прямо на спину, и наваливается сверху. Я пытаюсь кусаться, но ничего не выходит; пытаюсь пинаться и царапаться, но у меня не получается. Он снова, как тогда, перехватывает мои запястья одной рукой, прижимая к полу. Лишенная возможности хоть как‐то сопротивляться, я рыдаю, вою и кричу, и Джек свободной рукой снова стискивает мое горло – не настолько сильно, чтобы придушить или навредить, но достаточно крепко, чтобы я поняла намек.
– Только посмей еще раз меня ударить, – рычит он.
Я со злобой смотрю ему в глаза, а затем снова пытаюсь вырваться, сбросить его, но он как скала, слишком тяжелый, слишком большой, слишком крепкий. Мое сопротивление лишь заводит его сильнее. Так что я замираю, тяжело дыша.
– Закончила? – спрашивает Джек.
– Катись ты к черту, гребаный ублюдок.
– Вот так, правильно, выпусти накипевшее.
Я рыдаю. Рыдаю и ненавижу себя за это. Джек терпеливо ждет, словно я капризный ребенок, закативший истерику. И когда он наконец встает, я так и остаюсь лежать, обессиленная и сломленная отчаянием. Корчусь беспомощным всхлипывающим комочком, пока Джек поднимается по лестнице.
– Принесу я тебе твою чертову кошку. – Он открывает дверь, но я не шевелюсь. – Разозлишь меня еще раз – и я ее удавлю.
И он уезжает из коттеджа.
Глава тридцать восьмая
Шестьдесят третий день после исчезновения
Я разнесла здесь все. Все, что Джек пожертвовал мне в попытке превратить тюрьму в подобие дома. Я разодрала футболки, календарь, простыни, перевернула вверх дном комод, опрокинула прикроватный столик, избила кулаками матрас. Вытащила готовые обеды из холодильника и по очереди швыряла их в стену. А затем повалилась на пол посреди устроенного разгрома и орала до тех пор, пока не сорвала горло и не начала икать.
Не познакомься я с Ноа, он сейчас был бы жив. Я вспоминаю Флоренс, сидящую в тяжелой скорбной тишине на похоронах, окутанную темным мерцающим покровом потери, горя и несчастья – покровом, который я соткала для нее собственными руками, даже не подозревая об этом. Я вплела в нить ее судьбы волокна мучений, которые теперь никак не вычесать.
Пусть технически не я была за рулем машины, сбившей Ноа, но фигурально именно я управляла ею.
А еще, пока я лежала на полу, до меня дошла одна вещь.
Я переспала с убийцей своего возлюбленного.
Джек – убийца. И если он убил Ноа, то может убить и меня. Вряд ли он этого хочет – по крайней мере, на данный момент, – но вполне способен на убийство, если я буду сопротивляться или давить на него и он слетит с катушек. Возможно, это произойдет случайно, но в любом случае у нашей истории может быть только один исход: либо умру я, либо Джек.
От долгого лежания на твердом полу затек весь правый бок, и я уже порываюсь встать, но тут случайно заглядываю под кровать. И от увиденного даже замираю. А потом вспоминаю, что Джек может вернуться в любой момент, и торопливо запускаю под кровать руку. А потом, усевшись на полу, сжимаю свою находку так крепко, словно она вот-вот исчезнет.
Старенькая «Нокия».
Та самая, которую я нашла в тумбочке, когда впервые заглянула в подвал. Джек тогда меня напугал, и я случайно уронила телефон.
Сердце бешено колотится. Я включаю трубку и жду.
– Ну же, давай, давай…
Экранчик наконец‐то вспыхивает, приветствуя меня знакомой пиксельной заставкой с двумя руками. Мне будто снова тринадцать.
– Да чтоб тебя! – ору я, обнаружив, что сигнала нет.
Распахнув дверь ванной, я встаю на унитаз. Все, что мне нужно, – хотя бы один процент сигнала. Один чертов процент. Тщетно. Я все равно набираю телефон службы спасения. Звонок не проходит. Ну конечно. Я сжимаю телефон трясущимися от злости и разочарования руками, но подавляю желание зашвырнуть его куда подальше, потому что понимаю: он может пригодиться позже.