Одна маленькая ошибка

А изо рта вырывается жуткий звук – булькающий, словно жизненная сила стремительно вытекает из раны.

Я не в силах закричать. Не в силах вдохнуть.

Не в силах помочь сестре.

Джек швыряет ее с лестницы с пугающей легкостью. Я слышу, как тело Ады с грохотом катится вниз и с глухим стуком приземляется на пол.

А на лице Джека – восторг и удовлетворение. И ни капли сожаления.

Я как будто вижу себя со стороны, словно во сне. Вот я метнулась к перилам, вот судорожно охнула, разглядев лежащее внизу лицом вниз тело, согнутое под неестественными углами, как лишившаяся ниточек марионетка…

Я бросаюсь вниз по ступеням, и Джек не мешает мне. Падаю на колени возле сестры; кровь пропитывает ее нежно-розовый джемпер, превращая его в ярко-алый. В воздухе разливается резкий, густой запах меди. Ада не шевелится. Я убираю волосы с ее лица, касаюсь посеревшей щеки. Охваченная паникой, прижимаю два дрожащих пальца к шее, пытаясь нащупать пульс. Но я никогда раньше такого не делала, и ничего не выходит. Наверное, место неправильное, потому что пульса нет. Я его не чувствую. Не чувствую…

– Нет, – шепчу я, – нет, нет, нет…

Мой жалобный шепот заглушают тяжелые шаги Джека. Он медленно спускается по лестнице, насвистывая до боли знакомый мотивчик, но мысли у меня в голове так отчаянно путаются, что не получается вспомнить…

Я прижимаю ладони к спине Ады, пытаясь понять, дышит она или нет. Но сестра не шевелится. Совсем. Запаниковав, я хватаюсь за нож и, не задумываясь, выдергиваю его из раны. Тут же начинает хлестать кровь. Испуганно выругавшись, я отбрасываю оружие в сторону и пытаюсь зажать порез рукой. Теплая кровь струится сквозь пальцы. Не стоило вытаскивать нож! Мне надо… надо…

Назойливый свист Джека не дает толком сосредоточиться. И тут я неожиданно соображаю, что это за мелодия. Детская песенка.

Джек и Джилл пошли на горку,

Чтоб набрать воды ведерко,

Джек упал и лоб разбил,

Следом покатилась Джилл…

– Заткнись, – оборачиваюсь я. – Просто заткнись.

– Вот она нас и оставила.

– Нет, – выдыхаю я едва слышно, не помня себя от боли.

Зацепив пальцами край дырки на джемпере, оставшейся от ножа, я отрываю лоскут и туго перетягиваю тонкую талию сестры, стараясь перекрыть рану и остановить кровь. Но правда впитывается в мозг с той же неотвратимостью, как кровь сестры – в подол шелковой комбинации. Пульса нет.

Ада мертва.

Она оставила нас.

Руки у меня по локоть перемазаны кровью сестры, эдакая жуткая пародия на длинные бальные перчатки. В желудке ворочается ком, и я сгибаюсь пополам, тяжело дыша. А затем судорожные вдохи сменяются рыданиями, неудержимыми и громкими.

Джек снова начинает насвистывать детский мотивчик, и моя скорбь переплавляется в раскаленную ярость.

Вскочив, я бросаюсь к нему. От неожиданности Джек отшатывается, налетев на журнальный столик. Не помня себя от злости, я визжу, как гарпия, колочу его изо всех сил кулаками по обнаженной груди, оставляя красные пятна, царапаю его тошнотворно-красивое лицо, оставляя кровоточащие ссадины на щеке. Джек, взрыкнув от злости, вскидывает руку. Лицо обжигает болью, и я отлетаю в сторону, рухнув на пол так резко, что зубы клацают. Несколько секунд я лежу, вспоминая, как дышать, и пытаясь унять звон в ушах. Потом все‐таки нахожу силы поднять голову. Перед глазами все плавает; я обнаруживаю, что лежу совсем рядом с сестрой; ее голова повернута в другую сторону, так что мне видны лишь карамельные локоны и лужа крови на паркете.

– Вот ничему тебя жизнь не учит, – сплевывает Джек. – Вообще ничему, тупица ты чертова!

Пошатываясь, я поднимаюсь на четвереньки. Нос снова щекочет запах дыма, на этот раз еще резче. Посмотрев вверх, я обнаруживаю, что на площадку медленно наползают сизые клубы, и вспоминаю про разлитый ром и свечи, которые я случайно опрокинула на бегу.

– Ада тебя не любила. Никогда, – трагическим тоном сообщается Джек. – И все‐таки ты выбрала ее. Ты постоянно, раз за разом выбирала кого угодно, только не меня.

Мой взгляд натыкается на ножик, валяющийся рядом с Адой там, где я его уронила. Возможно, мне удастся…

– Неблагодарная, – шипит Джек.

Я медленно и осторожно тянусь за ножом. Если Джек заметит, то наступит мне на руку и сломает пальцы, прежде чем я успею что‐то предпринять.

– А я ведь все в этой жизни делал из одной любви к тебе. Потому что я‐то тебя действительно люблю.

Мои пальцы касаются ножа, рукоять удобно ложится прямо в ладонь. Проблеск надежды превращается в целый костер уверенности, и я оглядываюсь на Джека через плечо. Он по-прежнему что‐то говорит, но я не слышу ни звука, слишком уж громко отдается в ушах стук сердца. Сжав нож покрепче, я ощущаю такое торжество, что с языка невольно срывается ядовитое:

– Жаль, что Джеффри не забил тебя до смерти, пока у него была возможность.

Тишина, повисающая после моей реплики, кажется оглушительной. Смертельной. Слова так остры, что могут оставить рану не хуже той, что зияет на спине моей сестры.

Джек бросается на меня.

Но я готова к этому.