Обернувшись, я уставилась на блистер, который он держал двумя пальцами. Мои противозачаточные таблетки. Когда тебя на чем‐то ловили, ты всегда начинала мямлить и оправдываться, а я, наоборот, становлюсь холодной и твердой, как камень. Так что я взглянула мужу в глаза и ответила:
– Ты прекрасно знаешь, что это.
– Мне казалось, мы прекратили предохраняться.
– Прекратили. А потом я передумала и начала снова. – Я вздернула подбородок. – А зачем ты у меня в тумбочке ковыряешься?
– Разбирал постиранное белье. – Итан встряхнул пакетиком, и таблетки откликнулись из своего пластикового узилища дружным шорохом. – Почему ты опять стала их принимать?
Он злился на меня, явственно и сильно, и я могла бы соврать; пожалуй, мне стоило это сделать. Но я столько времени притворялась перед другими, что решила хотя бы с собственным мужем быть честной.
– Тебя никогда нет дома. Ты вечно на работе. Если у нас появится ребенок, мне придется целиком и полностью взять его на себя.
– Это твоя гребаная работа.
– Что, прости? – задохнулась я.
– Не обсуждается, – отрезал Итан. – Выкинь эти таблетки. Все до единой.
Я была зла, к тому же меня застали врасплох, но обида все‐таки взяла верх над растерянностью.
– Ты никогда ничего со мной не обсуждаешь. Просто устанавливаешь правила и ожидаешь, что я буду им следовать. Давай хоть раз поговорим.
– Ладно. Хорошо. На что ты тратишь все свое время, Ада? Готовишь, убираешь, устраиваешь вечеринки. Пора уже обзавестись какой‐то целью в жизни. Придать существованию какой‐то смысл.
Я, конечно, знала, что именно так меня воспринимают другие – друзья с детьми, друзья без детей, но с карьерой, а то и ты, Эл, – но я и помыслить не могла, что точно так же думает и мой муж. Было больно. Очень больно. С другой стороны, я ведь сама напросилась, верно? Мне хотелось откровенного разговора, и я его получила.
– Мы так и договаривались. – Итан просто‐таки сочился злостью и уверенностью в собственной правоте. – Я работаю. А ты занимаешься домом и растишь гребаного ребенка.
– Наш брак – это тебе не очередная рабочая сделка, Итан.
– Брак – это в первую очередь договор. Гребаная сделка в чистом виде. Ты сама на себя не похожа с тех пор, как начала ходить к психологу. Я подумал, ты повеселеешь, если я займусь какой‐нибудь домашней ерундой.
Значит, на самом деле он взялся за пылесос не для того, чтобы помочь мне, а чтобы помочь в первую очередь себе. От этой мысли стало горько.
– После каждого сеанса терапии ты начинаешь вести себя со мной совершенно непонятным образом, – рявкнул муж. – Не знаю, чем тебе там голову забивают, но впредь я тебя туда не пущу.
– Вообще‐то, это была твоя идея.
– Значит, ты больше не будешь ходить на терапию.
– Я тебе не очередной стажер. Ты не имеешь права указывать мне, что делать.
– Да, ты не стажер. Они мне достаются бесплатно. А ты обходишься в целое состояние.
Мне захотелось отвесить ему пощечину.
– И ты еще спрашиваешь, почему я не желаю заводить от тебя детей.
Итан швырнул блистер с таблетками на стол и с громким топотом ринулся наверх.
Я дернулась следом, но тут зазвонил телефон. Я не стала брать трубку: это была Руби, а меня сейчас меньше всего интересовало, до размеров какого фрукта увеличился ее ребенок и насколько у него на этой неделе обозначились ноготки. Но кузина сразу же прислала текстовое сообщение с отчаянной просьбой перезвонить. Поддавшись любопытству, я набрала ее номер – и услышала, что Руби только что видела нашего папу, медленно бредущего по городу.
– Да быть такого не может, он же на рыбалку уехал на все выходные.
– Он был злой и пьяный и направлялся к центру. Мне кажется, он собирается повидать Ричарда.
– Ричарда?
– Начальника Элоди. Ты разве не смотрела новости? Он там целую историю газетчикам выкатил про ее распущенность, про то, что она флиртовала с посетителями ради чаевых и что он уволил ее за постоянные отгулы якобы по болезни. И еще предположил, что дядя Мартин сам имеет какое‐то отношение к исчезновению дочери. Так что решила предупредить тебя на всякий случай…
Поблагодарив, я повесила трубку и, даже не предупредив Итана, куда собираюсь, схватила ключи от машины и выскочила из дома. Припарковавшись в центре, я быстрым шагом направилась вперед – и сначала услышала, как папа на кого‐то кричит, а потом заметила большую толпу. Протиснувшись вперед, я увидела, как папа прижимает Ричарда к огромному стеклянному окну «Кружки».
– По-твоему, можно бегать и рассказывать каждому встречному, что это я виновен в исчезновении собственной дочери?! – рычал папа в Ричарду в лицо. – Ты, хорек безмо… – Он занес кулак.
– Пап, не надо! – крикнула я.
Он обернулся на мой голос, и Ричард, воспользовавшись секундной заминкой, толкнул его в грудь. Папа отшатнулся и рухнул наземь. Толпа, охнув, подалась назад.
Бросившись вперед, я упала рядом с папой на колени.
– Не ушибся? – уточнила я, помогая ему встать на ноги. От папы несло виски, а лицо исказила гримаса ярости.