Новоиспеченный папаша мог ему только позавидовать — бледный, с трясущимися руками выполз на кухню, психуя из-за каждого громкого звука. Он был готов придушить дворника, который, размахивая лысой метлой, то и дело задевал металлическое ведро.
Каждый звук — ржавым лезвием по нервам, постоянно казалось, что за стеной раздался плач, что ночной марафон вот-вот продолжится.
Кто сказал, что дети это счастье? Дети — это ад!
— Слушай, а чего он так орал? — не понижая тон спросил Бабон, и Влад был готов разбить о его голову кружку.
— А я откуда знаю? Знал бы — успокоил, — огрызнулся, отхлёбывая чай. Даже этот звук показался ему оглушающим.
— Жесть вообще, я тоже нифига не спал, — грохнув дверцей холодильника, пожаловался Антон.
— Ты не спал, потому что всю ночь в «доту» рубился! И не греми ты так!
Бабон обернулся, удерживая в руках тронутый плесенью кусок сыра:
— Слушай, я, конечно, всё понимаю — сопляк тебе вынес мозг и все дела — но так-то это моя квартира.
— Ладно, извини, бро, ну просто сам понимаешь… — Влад окончательно поник.
Обхватив голову руками, уставился на остывающий чай. Аппетита совсем не было, как и надежды на счастливое будущее. А если этот малец действительно его сын? И вдруг эта чокнутая скрылась с концами? Что тогда будет?
— Да я понимаю — засада ещё та, — приземлился рядом Бабон, обдав амбре из выпитого вчера пива. Опрокинув заляпанную банку, "на глаз" сыпнул в кружку растворимый кофе, неторопливо добавил несколько ложек сахара. — Может, в эту… как её — опеку позвонить?
— Сегодня воскресенье.
— Да чёрт его знает, как они там пашут, — плеснул кипятка и, громко ударяя ложкой о стенки кружки, принялся тщательно размешивать напиток.
Солнечный свет заливал захламленную кухню: плита в пригоревших ошмётках, грязные разводы на дверцах гарнитура, заваленная посудой раковина. Раньше на всё это Владу было наплевать — вернее, бардак его раздражал, но он давно перестал бороться с безалаберными соседями, а вот сейчас почему-то задумался, что если вызывать службу, это же они увидят, в каком сраче они обитают. Стыдно.
Да и как объяснить эту нелепую ситуацию? А вдруг на него вообще повесят кражу чужого ребенка! Кто знает, может, эта психопатка его действительно у кого-то стащила, а потом решила избавиться вот таким образом!
Нелепо, да, но вообще вся эта история не отличалась какой-либо логикой.
— А Риммка что, не поможет? Хотя бы до завтра, — всё ещё размешивая кофе, спросил Бабон.
Дзынь. Дзынь. Дзынь о края кружки.
Влад навострил уши: это что — детский плач? Или показалось?
Кажется, паранойя начинается именно так.
— Боюсь, Андрюшу её удар стукнет, ты же знаешь, как он к нам относится, — пролепетал, продолжая прислушиваться.
Тишина. Показалось.
Риммкин муж открыто недолюбливал товарищей своей жены. По натуре человек спокойный и рассудительный, он был против разного рода вечеринок, буквально заставив молодую супругу запереться в четырёх стенах, изучая поваренные книги. С Владом у него были особенно натянутые отношения. Возможно, он догадался об их романе в прошлом, может, знал наверняка, но любые контакты жены с бывшим хоть и не пресекал, но и не одобрял. Римма, чтобы не вызывать разного рода подозрений, предпочла самоустраниться, погрязнув с головой в бытовухе. А потом и вовсе ребёнка родила, превратившись в обыкновенную домашнюю клушу.
Опасений Андрея Влад категорически не разделял: ну кого там сейчас ревновать? Да он бы даже в голодный год на неё такую не позарился. Раньше да — талия, грудь, а теперь… без слёз не взглянешь.
В коридоре послышалось шлёпание босых ног о линолеум, хлопок двери туалета.
— А может, это, к маменьке своей отвезёшь? — не унимался Антон. Отпив кофе, громко ударил дном кружки о стол.
Влад явственно ощущал, как одна за другой лопаются струны терпения.
— Ты издеваешься? Да она попрёт меня вместе с мальцом.
— Да ладно тебе, это ж внук её!
— Не пошёл бы ты, а? — огрызнулся Влад и вздрогнул, услышав оглушающий рык сливного бачка.
— Э! А где туалетная бумага? — раздался возмущённый голос Гарика. — Э, уроды, мать вашу!
Из спальни раздался обиженный ор младенца. Разбудил! Кусок идиота! И надо было ему именно сейчас делать свои грязные дела!
Влад подскочил на крик и ломанулся в свою комнату: ковыряясь в тесной переноске, мальчик безудержно плакал.
Семь утра. Всего лишь семь утра! И что с ним делать? Снова начал накатывать приступ паники.
Кто пустил слух, что ребёнок — это мило?
Ребёнок— это ни хрена не мило. Те, кто придумывает сюжеты сопливых реклам про всякие памперсы и агуши — понятия не имеют, что такое ребёнок! Настоящий, не из телевизора. Настоящий человеческий детёныш постоянно чем-то недоволен, вечно орёт и гадит, гадит, гадит…
Влад взглянул на рассерженного пацана и заметался по комнате.
Может, Маринке позвонить… Должен же быть у неё тот самый пресловутый материнский инстинкт, у девчонок же на подкорке выбито за кем-то поухаживать, повытирать сопли. Пусть приезжает, тренируется.
— Привет, котик. А ты чего так рано? — сладко зевнула в трубку Марина. — Кстати, а ты почему вчера не перезвонил? Я ведь и обидеться могу!