Спустя пару минут я уже помогала Никите застегивать общевойсковой защитный костюм, на который Олег Ильич позволял нам только смотреть, но не трогать. Он был велик ему в росте, но в плечах немного жал, и Никита то и дело выгибал и разгибал спину от неудобства. Он решил устроить себе мини—фотосессию, и на мой вопрос о том, не собирается ли он себя на палец снимать, ответил, что у него есть фотоаппарат.
— И где ты его взял?
— Позаимствовал в актовом зале. Он там еще с того года лежит.
Застегнув последние заклепки у самого горла, я спросила у Никиты не стыдно ли ему у родной школы фотоаппараты красть. С непоколебимым лицом он заверил меня, что это едва ли фотоаппарат, скорее, старая мыльница, на которой осталось еще несколько кадров, жаждущих быть использованными.
Дальше я помогла Никите натянуть перчатки. Теперь он, покрытый прорезиненной тканью с ног и до головы, выглядел как огромная долговязая жаба.
— А теперь помоги мне надеть противогаз.
На мгновение я позволила себе подумать о том, что Никита пошутил. Но его выражение лица было непреклонным. Тогда я тяжело вдохнула, сняла с полки один из противогазов с массивной железной фильтрующей коробкой и надела его на свои ладони, пытаясь растянуть. Резкий и неприятный запах резины ударил в ноздри.
— Ты уверен, что оно тебе надо? — уточнила я.
— Не вижу причин отказываться от этой прекрасной идеи.
— Действительно.
Никита мужественно вытерпел процесс одевания противогаза. Его волосы липли к резине, а мои неаккуратные пальцы делали все еще хуже. Никита поджимал губы, щурился, но терпел. Когда противогаз наконец оказался на его голове, мы оба выдохнули.
— Ты похож на гибрид убийцы из фильма “Мой кровавый Валентин” и лягушки Кермита, — сообщила я, затягивая Никите капюшон.
Никита пробормотал что—то издалека похожее на “возьми фотоаппарат”. Он указал мне рукой на нужное отделение в рюкзаке, и я достала оттуда старенькую мыльницу фирмы Kodak. Возраст фотоаппарата отражался на его внешнем виде: на тридцать процентов он состоял из оранжевых и черных полосок, а на остальные семьдесят из протертой до бела пластмассы.
— Он выглядит старше Джорджа Истмена, — сказала я, и, повертев фотоаппарат в руках, добавила: — Это создатель фирмы Кодак, если что.
Никита неоднозначно покачал головой. Даже если он что—то сказал, я едва ли могла его расслышать. На пленке оставалось восемь неиспользованных кадров из тридцати шести, и пять из них Никита заставил меня потратить на то, чтобы сфотографировать его в прыжке со стула. Это была довольно глупая идея для фотографии, но спорить с Никитой я не стала.
— Так, все. Кажется, получилось, — наконец проговорила я. — Снимай давай эту жуть.
Никита схватился за фильтр противогаза и слегка потянул за него, так, что между резиновым краем и подбородком оказалось пространство.
— Сфотографируйся со мной, — попросил он и снова водрузил противогаз на место.
Я отрицательно покачала головой, и тогда Никита сложил ладони в умоляющем жесте. Я с легкостью представила его щенячьи глаза и сдвинутые брови, скрытые за противогазом. Несколько мгновений и парочку просящих мычаний в место слов спустя я согласилась.
— Только одно фото. И прыгать со стула я не буду.
Никита кивнул, и фильтр перед его лицом противно скрипнул. Он забрал у меня фотоаппарат, встал за моей спиной и вытянул руки вперед так, что я оказалась между ними. Перевернув фотоаппарат объективом на нас, Никита пробубнил что—то вроде “Сыр”, прежде чем нажать на кнопку затвора. Когда вылетела вспышка, я непроизвольно прикрыла один глаз.
— Все, довольна твоя душенька? — я повернула голову в сторону Никиты.
Он пожал плечами.
Тогда я развернулась к нему всем корпусом, и, осторожно подцепив резиновый край противогаза, стянула его с Никитиного лица. Теперь фильтр оказался на уровне лба и делал Никиту похожим на мутировавшего единорога. Я хмыкнула.
— Еще один кадр, — произнес он. — Без противогаза.
Я обернулась на камеру через плечо и едва заметно улыбнулась. Вспышка прогремела в глазах яркими лучами, и я моргнула. Снова подняв глаза на Никиту, я увидела, что он смотрит на меня слегка прищурившись, словно изучая. Его лицо оказалось так близко к моему, что я смогла разглядеть крохотную родинку у него на подбородке.
Слишком близко.
— Спорю на что хочешь, фотка вышла ужасная, — я понизила голос.
— Если и так, то уж точно не по твоей вине.
Я покачала головой. Еще вчера утром на щеке выскочил алый и горячий, словно вулкан, прыщ размером с глобус, а волосы, заплетенные в кривой хвост этим утром, уже давно торчали во все стороны. Я знала, о чем говорила.