Одна на миллион (СИ)

— И еще куче полезных вещей! — добавил Никита, когда я подала ему последний предмет для его рюкзака. Ими оказались массивные наушники ярко—зеленого, практически кислотного, цвета.

— Ну что, готова? Время приключений! — Никита закинул рюкзак на одно плечо. Я кивнула, — Хватай свою сумку, пора открывать новые земли!

Пока Никита оттаскивал обратно за кулисы использованный нами реквизит, я переплела волосы, которые были слишком короткие для любых причесок, кроме хвостика. Затем я взяла со скамейки толстовку Никиты и встряхнула ее несколько раз в надежде хотя бы немного разгладить мятости. Когда я закончила, то обнаружила, что из его кармана выпала сложенная в несколько раз бумажка. В момент, когда совесть начала громко кричать о том, что читать чужие записки как минимум нехорошо, я подняла записку и зажала ее в кулаке.Собственная личная жизнь для меня всегда являлась чем—то сокровенным, и потому в чужую я лезть уж точно не собиралась. Однако, когда Никита спросил, чего я там копошусь, я рефлекторно сунула бумажку за пояс юбки.

— Твоя толстовка, — я скривила губы в улыбке, подошла к Никите и протянула ему его кофту, — Кажется, я говорила, что она мне не нужна.

— Не за что, — Никита подмигнул мне прежде, чем натянуть толстовку.

Кабинет основ безопасности жизнедеятельности открылся не с первого раза и не с первого ключа. Замок оказался старым и заржавевшим, и Никите пришлось чуть больше получаса пытаться открыть дверь с помощью моей невидимки. Когда она, наконец, поддалась, и мы варварски ввалились внутрь небольшого помещения, я задалась вопросом, зачем мы вообще это делали.

— Ну как это “зачем”? — возмутился Никита, когда я высказала свои подозрения.

Правда, на этом его аргументы закончились, уступив место привычному восхищенному взгляду мальчишки, которого пустили поиграть с новыми игрушками. Первое, до чего дотянулись его руки, оказался макет автомата.

— Помнишь, как Олег Ильич залепил тебе подзатыльник Конституцией, когда ты на уроке попытался расстрелять из этого макета стойку с противогазами? — я присела на край парты первого ряда и принялась болтать ногами в воздухе.

— Помню ли я как обжшник навешал мне люлей? — Никита хмыкнул. Он направил дуло макета на тренажер сердечно—легочной реанимации, который все ласково называли Максимкой — не только потому, что так он назывался согласно документам, но и потому, что он действительно был похож на Максима. — Такое сложно забыть! — Затем он на мгновение опустил автомат, посмотрел на меня, прищурившись, и добавил: — Странно, что ты помнишь.

Я пожала плечами. Это было смешно, это было два месяца назад, это было в день, когда на улице с утра до ночи шел проливной дождь. Причин, по которым я не должна была это запоминать, не было, и все же было действительно странно, что я вспомнила.

— А я помню, как тебя на Максимке заставили продемонстрировать искусственное дыхание и непрямой массаж сердца! — сообщил Никита, когда я слезла со стола и принялась разглядывать плакат под громким названием “Здоровый образ жизни”.

Никита вырос рядом со мной. Мои щеки тут же вспыхнули красным. Это был один из тех дней, которые хотелось навсегда вычеркнуть из своей жизни: мне пришлось в течение десяти минут вдувать воздух в пластмассовый рот Максимки и нажимать ему на грудь до тех пор, пока Олег Ильич не сказал, что несчастный скончался от бездарно оказанной первой медицинской помощи. Хотя я была уверена, что все делала правильно.

— Это было ужасно! Я потом неделю ощущала на губах привкус дешевого пластика!

Я состроила кислую мину. Никита рассмеялся.

— К тому же, это была моя первая тройка, — добавила я.

— Худший день в жизни?

— Худший день в жизни.

Никита хлопал меня по спине, приговаривая “Бедненькая Риточка!” до тех пор, пока я не предложила ему заткнуться. Тогда его взгляд устремился к плакату перед нами. На нем счастливые девушки прыгали на скакалках и ели салат, а довольные жизнью юноши тягали гантели и отказывались от предложенного человеком в плаще алкоголя.

— Британские ученые доказали, что если вести здоровый образ жизни, то можно прожить долгую жизнь … Долгую и скучную!

Никита ткнул меня локтем в бок, словно ожидал, что я сложусь пополам в приступе смеха. Но вместо этого я сурово посмотрела на него.

— Господи, ты выбрал самую ужасную шутку из всех, которые приходят в голову при взгляде на этот плакат! — я всплеснула руками, — Даю тебе еще одну попытку.

Никита почесал затылок.

— Это было лучшее, что у меня есть! — он развел руками, — Дальше — хуже.

— Я разочарована, — театрально вздохнула я.

Никита опустил уголки губ вниз и сдвинул брови к переносице и снова стал похож на щенка, с которым отказались погулять.

— И все—таки, что мы тут будем делать?

Никита бросил на меня взгляд из—под бровей и улыбнулся кривоватой улыбкой — именно такими выражениями лица обычно обмениваются заговорщики.

— Что? — спросила я.

— Да есть тут у меня одна идея.