Одна на миллион (СИ)

— Мой отец, — произнес Никита. И, немного помолчав, продолжил тихим, спокойным голосом: — Он научил меня немного разбираться во всяких технических штуках. К сожалению,когда его не стало, мне пришлось самому учиться дальше. Без него получается не так аккуратно и не с первого раза, но я научусь, обязательно научусь. Теперь это лишь дело практики.

— Извини. Я не знала про, — я кашлянула. — Твоего отца. Мне очень жаль.

— Ничего. Прошло уже достаточно времени для того, чтобы я мог говорить об этом, — я обернулась и увидела что Никита снова устремил свой взгляд в потолок.

Любопытство подстегивало меня в следующую очередь задать вопрос о том, что же случилось с Никитиным отцом, и я мысленно отругала себя за это.

Я выпрямила ноги перед собой и отряхнула невидимые пылинки с юбки. Затем медленно и неуверенно опустилась сначала на один локоть, потом на другой, пока, наконец, не оказалась на полу рядом с Никитой. Теперь между нашими лицами было не больше десяти сантиметров, и я могла видеть, как дрожат его ресницы на выдохе.

Никита приподнял голову и предложил мне свою толстовку, но я отказалась.

— Не знаю даже, что именно у тебя можно еще спросить. В смысле, ты, Маргарита Девятова, как закрытая книга для всех, включая меня. Дай—ка подумать … — Никита почесал подбородок. — Ты уже решила, на кого будешь поступать?

Мне не требовалось времени для раздумий.

— На ветеринара, — я проследила взглядом за скоплением звезд в правом углу на потолке.

— Почему не на врача?

— Животных мне жалко больше, чем людей.

— Аргументный аргумент.

Я повернула голову в сторону Никиты. На его губах играла ухмылка.

— А ты решил?

— Это твой вопрос?

Я ответила, что да.

— Не знаю. Последние полгода я часто задавался этим вопросом. Не могу с уверенностью сказать, чего именно я хочу от жизни. По крайней мере, в плане работы.

— Возьми то, что умеешь делать лучше всего, и преврати это в дело всей своей жизни. Или возьми то, что любишь делать — рецепт тот же.

Никита повернул голову на меня и улыбнулся новой, совсем другой улыбкой — она начиналась со света в его глазах и медленно переходила в губы, растягивая их так, что левый уголок указывал вниз, а правый вверх.

— Ты можешь заняться программированием. Или информационными технологиями. Хотя, я бы на твоем месте с таким талантом к художественному освещению пошла бы в киноиндустрию. Там тебя с руками и ногами расхватают.

— Спасибо, — Никита понизил голос.

Я улыбнулась ему в ответ.

— Ладно, теперь снова я, — Никита сложил руки на животе и принялся выстукивать пальцами какую—то мелодию. — Ты … Ты когда—нибудь …

Никита запинался, словно слова давались ему с трудом.

— Не, дурацкий вопрос, — наконец, произнес он. — Сейчас придумаю что—нибудь получше.

— Брось! Пока ты придумаешь другой, я уже усну.

— Окей, — протянул Никита. Он перевернулся на бок лицом ко мне и подпер кулаком щеку. — Ты когда—нибудь была влюблена так сильно, что кроме этого человека никого рядом с собой не представляла? Чтобы только он в фокусе был, знаешь, словно в трубу смотришь, и кроме него для тебя больше никого и ничего не существует?

Вопрос застал меня врасплох, но не потому, что я когда—то любила, и сейчас мне было больно об этом вспоминать, а потому, что мне всегда казалось, что я не способна к подобным чувствам. Любить и заботиться о ком—то, кроме себя и Вари, казалось мне чем—то невероятным сродни аномальной жары на Северном Полюсе.

— Нет, — я принялась кусать нижнюю губу и прекратила лишь тогда, когда почувствовала во рту металлический привкус.

Я не знала, что еще сказать, и потому тупо уставилась в потолок. Спустя какое—то время Никита у меня под боком зашевелился, и я глянула на него. Он принял старую позу, подложив руки под голову.

— Я влюблен в одну девушку с того самого момента, как впервые увидел ее в школе. Мне тогда едва исполнилось семь. Казалось бы, о каких чувствах может идти речь, когда в голове нет ничего, кроме игрушек и восторга от случайно услышанного от брата слова на букву “ж”, которое еще рано использовать в речи, а так хочется! — Никита хохотнул, и я тоже ухмыльнулась. — Но когда я ее увидел … Вот ты сегодня увидела мое светопредставление в первый раз, что ты почувствовала? — я помедлила с ответом, и Никита добавил: — Восторг? Восхищение?

— Изумление. В какой—то степени головокружение … Словно кроме этого света больше ничего не существует во всем мире. Даже дышать не хотелось.

— Я чувствую все это каждый раз, когда она входит в помещение.

Никите снова удалось заставить меня прикусить язык, и я просто продолжала смотреть на него, пытаясь понять, правду ли он только что сказал.

— Что? — спросил он, прищурившись, — Чего ты на меня так смотришь? Глупо прозвучало, да?

Я отрицательно покачала головой.

— Нет. Нет, не глупо. Просто странно слышать такие слова от живого человека, а не с экрана очередной романтической комедии.

— Любовь случается, — Никита глубоко вдохнул, прежде чем снова заговорить: — И не только в кино.

— А она, та девушка, в курсе того, что ты ее любишь?