Одна на миллион (СИ)

Ещё Никита рассказал, что Семён достаточно преуспел в спорте для своих ста шестидесяти девяти сантиметров в холке. Лёгкая атлетика и волейбол давались ему проще простого, а вот учёба не давалась совсем. Об этом я была осведомлена и без Никитиного упоминания — Сёма со своей фамилией на “О” не был последним в списке по журналу, но был таковым в рейтинге успеваемости. Кажется, с самого пятого класса.

— Его в школе держат только потому, что кому—то надо участвовать в областных соревнованиях по бегу. Мы с Яном делаем за него домашку, — Никита на мгновение поднял голову, словно что—то вспомнил, а затем перевёл взгляд на меня и улыбнулся. — Разумеется, учителя в курсе. И они не против. Сейчас ему, главное, экзамены сдать. Поступление в университет физической культуры и спорта у него уже в кармане.

— Здорово, — сказала я. Мне нравилось слушать, с каким восхищением Никита рассказывал о своих друзьях. — Здорово. — Повторила я.

Молчание никогда меня не напрягало — я могла сутками делать вид, словно меня больше интересует строение плитки на полу или размер кутикулы на указательном пальце, чем светские беседы с кем бы то ни было. Но в тот момент, сидя на парте и слушая Никиту, мне вдруг захотелось узнать о нём побольше. И я, немного помолчав, поразмыслив и проанализировав возможные вопросы, спросила:

— Какой твой любимый фильм?

Никита смотрел на меня в упор, немного прищурившись словно пытаясь понять, шучу я или нет (хотя, понятное было дело, что нет). Он склонил голову немного вбок, и лишь только после ещё одной многозначительной паузы ответил:

— Лучше спроси меня, какой мой любимый киношный герой.

— Эм. Какой … — я вздохнула, — … твой любимый киношный герой?

— Хм. Сложно сказать.

На этом Никита замолчал. Он в буквальном смысле прикусил язык и принялся листать ноты, стоящие на пюпитре. Я непонимающе развела руками.

— И что это значит?

— Это значит, что мне сложно сказать, — отозвался Никита. На его губах играла улыбка. — Просто этот вопрос, с моей точки зрения, более правильный. Ведь мне может не нравиться фильм, верно? Я могу разносить сюжет в пух и прах, плеваться при виде декораций и накрывать уши ладонями, лишь бы только не слушать отвратительно составленные диалоги, и при этом испытывать такую бешеную симпатию к одному из героев, что буду смотреть, — Никита поднял вверх указательный палец, — а может даже и пересматривать этот фильм.

Я кивнула со знанием дела, хоть и с трудом могла согласиться с данной точкой зрения.

— Не знаю, в общем, — протянул Никита.

— Ладно, проехали.

— Это сложно так с ходу сказать.

— Я поняла тебя. Закрыли тему.

Никита снова перевёл взгляд на меня и ухмыльнулся. Мне начинала надоедать эта игра — каждый раз, когда я говорила что—то, или же когда в нашем разговоре повисала пауза, он смотрел на меня как на маленькую девочку и кривил губы в ухмылке. Он делал это не со злобой или чувством превосходства, скорее, совершенно наоборот, но всё равно мне хотелось вмазать ему по лицу нотной тетрадью.

— А у тебя есть любимый фильм?

— Ага, — ответила я, а потом, после некоторого колебания, добавила: — “Отец невесты”, часть вторая. И это очень забавно, потому что у меня нет отца. То есть, он, конечно, есть, просто он бросил нас с мамой и сейчас живёт заграницей. Мама говорит, что где—то между Грецией и Преисподней.

Мама со всеми была немного груба, но отец был единственным, кого она действительно ненавидела всеми фибрами души. К слову, в этом и состояла главная моя проблема: я была слишком на него похожа. Я часто слышала, как она разговаривала об этом со своим дружком: “Этот её отцовский характер сводит меня с ума!” — она орала во весь голос, хоть и наверняка не хотела, чтобы я это слышала.

И тут я заметила, что Никиту моя шутка не рассмешила. Ещё несколько секунд мне понадобилось для того, чтобы вспомнить, что у Никиты действительно нет отца. “Потому что он умер,безмозглая ты дура!”.

И вдруг Никита улыбнулся правым уголком рта.

— Мне нравится смотреть, как твоё лицо краснеет, когда ты понимаешь, что сморозила очередную глупость.

В таких ситуациях моё лицо не просто краснело — оно покрывалось пятнами, и я начинала походить на дешёвого клоуна из бродячего цирка. Никита встал и стянул с себя толстовку — я поймала себя на том, что слишком внимательно разглядывала его предплечья. Я знала, что если не отвлекусь, моё лицо снова вспыхнет всеми оттенками красного, и принялась перечислять в голове химические элементы из таблицы Менделеева.

Водород.

Гелий.

Литий.

Бериллий.

Никите так идёт эта синяя футболка.

Бор.

Углерод.

Азот

Почему он смотрит на меня так странно?

— Что? — наконец проговорила я, когда краска сошла с лица.

— Ничего, — спокойно ответил Никита.

Он подошёл ко мне и, когда между нами едва ли осталось больше четверти метра, сделал шаг в сторону и оказался по правое плечо. Никита облокотился на стол и сложил руки на груди. Не знаю, сколько времени он молчал — просто смотрел перед собой в одну точку, и лишь его грудная клетка опускалась и поднималась на каждом вдохе и выдохе. А затем он вдруг заговорил:

— Они погибли.

Я:

— Что?

Он: