Одна осень одного королевства

Мари зажмурилась и подалась вперёд. Последние сомнения развеяло горячее дыхание, коснувшееся приоткрытых губ, её ладонь скользнула по мужской груди, шее, щеке, пальцы пробежали по коротким волосам, прижались к горячему затылку, заставляя спутника всё с большей жаждой впиваться в нежные губы. Ещё несколькими минутами позже, его руки почти грубо изучали желанное тело под плотной тканью платья, сжимая порой до сладкой боли.

– Прости, – шепнул Вильгельм в ответ на тихий стон, но Мари лишь с новой волной страсти прильнула к его губам. В висках всё громче стучало взбесившееся сердце, по коже нескончаемой чередой пробегали стайки прохладных мурашек, и под рыхлой шерстью накидки становилось всё жарче. Влажные тонкие пальчики незаметно пробрались под тёмную ткань рубашки, заставляя правителя задыхаться от душащего возбуждения. С тихим шорохом развязалась под его руками белая шнуровка ставшего ненужным платья.

* * *

Наполненная чистым лунным светом, удивительно прозрачная осенняя ночь тихо напевала колыбельные блуждающему в древесных кронах ветру. Колючие звёзды, рассыпавшись по глубокому небосводу, заглядывали в окна домов, под облетевшие сучковатые ветви лесных гигантов, в глаза всех тех, кого эта ночь растревожила, лишив возможности уснуть.

Продираясь сквозь низкие заросли над заброшенной дорогой, позабыв об отдыхе, стремясь вновь исполнять долг перед родной страной, мчался напрямик к спящей Сантерре серолицый разведчик. В мыслях его, сумбурных и усталых, никак не могли улечься все события последних дней. Резко сменивший направление, ход привычной жизни не манил покоем, которого давно уже не знал Райнер, а пугающая неизвестностью тёмная пелена будущего не сулила безоблачных дней. Давно спланированный брак Эмили был разрушен, и дочь, явно обрадованная этим, уже нашла кому подарить свою наивную девичью влюблённость, вовсе не интересуясь мнением отца. Ладлер, покрытый золой двадцатилетнего пожара выжигающей свободу власти герцога, наконец готовился воспрянуть из пепла и обрести спасение в лице молодого, пусть и бестолкового пока правителя. Но хрупкая его жизнь висела на тонком волоске, как казалось серолицему, пока не попала под цепкое наблюдение глаз бывшего шпиона. В высоких стенах монастыря, среди изнеженных без воинской муштры монахов, любой лазутчик сумеет перерезать глотку беспечному Вильгельму.

Мужчина крепче сжал поводья, разметав наполняющий мысли тяжёлый туман усталости, подгоняя недавно смененного коня. Он на миг взглянул на бледный лик огромной луны, висящей в небе и, усмехнувшись про себя нелепому самолюбию, стал припоминать слова давно позабытой короткой молитвы.

* * *

Эмили угрюмо проводила взглядом молодую служанку, засидевшуюся по её просьбе допоздна в просторных покоях гостьи за милой неофициальной беседой. После голостенной монастырской кельи, эта комната, разукрашенная позолотой и парчой, пугала девушку ощущением давящей пустоты. Высокие стены терялись во мраке, нависавшем плотным куполом над дрожащими огнями шести свечей, расставленных в тонких канделябрах на узком письменном столе и у кровати. Отголоски торопливых шагов прислуги ещё недолго доносились из коридора, но вскоре вовсе пропали, вытесненные гулкой ночной тишиной.

Эмили подошла к затворённому окну, с укоризной взглянула на своё отражение в чуть запотевшем стекле. Она наговорила своей случайной слушательнице немало личного. Или она накопила слишком много мыслей, от которых, когда поделишься с кем-то в душевном порыве, становится неловко?

– Что со мной происходит? – девушка вопросительно поглядела на луну, будто ожидая от бледного её образа желанного ответа. Ещё вчерашней ночью она говорила отцу о Уильяме, клялась что не отступится и сама верила в это безоговорочно. А сегодня, почти без сопротивлений со стороны притихшей после долгого забвения совести, пустилась флиртовать с голубоглазым принцем, так невзначай затеявшим разговор с юной гостьей за обедом. Быть может, это было верным решением? Не тревожить сердце юноши, который потерял свою любимую? Кто знает, как долго он будет переживать эту трагедию? Или нужно было оказаться рядом в тяжёлую минуту и сделать всё, чтобы утешить молодого графа? Но… Эмили с досадой закусила губу, отвернувшись от безжизненного взора пустых серых глазниц лунных пятен. Стало вдруг до жгучей боли в груди обидно от собственной распутности, так неожиданно вырвавшейся из скованного манерным воспитанием и монастырским уставом сердца. Шипящая кислотой досада быстро захлестнула, взывая к очнувшейся совести, и медленно схлынула.