Одна осень одного королевства

Болдер скривился в усмешке, окидывая взглядом тёмный небосвод, в мыслях живо представилось лицо графини, приведённой к нему в тяжёлых кандалах. Уж он сумел бы заставить дерзкую дикарку умолять сохранить ей жизнь, позабыв о всякой гордости. Одно лишь это желание приятно грело сердце предчувствием скорого отмщения и безграничной власти над хрупкой жизнью потерявшей всякий страх Мари и павшей на колени, вновь обезглавленной страной.

Болдер до боли сжал в кулаке мерцающее холодным блеском в лунном свете украшение, обнажая зубы в чуть нервной улыбке. Ничто теперь не казалась невозможным, и время, замедлившее ход в предутренней тиши, неумолимо приближало час его победы.

* * *

Тихий скрежет ключа в замочной скважине всё звучал неслышным эхом на самом краешке воспалённого сознания. Огненный жар разливался волнами по непослушному телу, лёгкие с трудом, сквозь ноющую боль, наполнялись холодным ночным воздухом, в голове пульсировал, разрывая запуганные мысли, жгучий комок оживших воспоминаний. Перед глазами то и дело мелькали разбитые картины уходящего вечера: пёстрая толпа, убранства зала, бледное лицо Мари, даже под маской выдающее терзающие душу чувства, едва уловимый запах погасших свечей, кровь на руках и на полу, надменная улыбка сына. Ребекка всё никак не могла надышаться прозрачным воздухом зловещей ночи, поймавшей её в безвыходную западню собственной непривычной смелости. Что будет теперь с Аделардом? Ещё пару часов назад герцогиня в душевных терзаниях проклинала себя, рыдая над его телом, а сейчас было почти всё равно. Нет. Не безразлично. Скорее явственно понятно, что она ничего не сможет сделать для супруга, которого, как женщине самой теперь казалось, она всё же любит, несмотря на леденящий кровь страх, что всегда внушал ей герцог. Что будет с ней самой? Забившись в дальний угол сердца, побитая гордость кричала, что нет разницы, хоть бросьте её в темницу, хоть казните на главной площади – всё едино, только не сдаваться. Но материнская любовь, загородив собой все прочие ущемлённые чувства, упорно твердила, что нельзя лезть на рожон, нельзя перечить новому тирану, облачившемуся в тело её собственного сына. Только ради жизни Фрок нужно терпеть все унижения, любую боль и бесчестье – что угодно, для того чтобы она жила. Чтобы видеть эту жизнь, чтобы иметь возможность оберегать её, заботиться, любить… Маленькая, беззащитная, хрупкая – она стала единственным лучиком спасительного света для прогнившего до основания бастиона лживой власти, для мечущейся в его глухих стенах, истерзанной собственной беспомощностью, материнской души.

Ребекка снова вдохнула с тихим хрипом пронзительно холодный для пылающей груди воздух, вытерла дрожащими ладонями горячечные слёзы и, с едва сдерживаемым стоном, рухнула на ноющие колени. Негромкие слова сбивчивой молитвы растворялись в хрустальном воздухе, уносясь лёгким звоном к незыблемой небесной тверди, откуда взирала на несчастную, горящую в нервной лихорадке женщину, равнодушная мёртвая луна.

* * *

Хмурое осеннее утро озарила едва слышная в лесной глуши песня чижа. Не по сезону бойкая пташка, радуясь неясной погоде, будто нарочно всё громче присвистывала, разгоняя блаженный морок сна. Мари глубоко вдохнула прохладный воздух и, поёжившись, стараясь задержать остатки растрёпанной дрёмы, прижалась к чему-то мягкому и тёплому. Спустя мгновение она опомнилась и, лишь на секунду испугавшись, легла ещё ближе к тихо простонавшему что-то сквозь сон возлюбленному. Невольно покраснев от собственных мыслей, девушка всё же медленно вынула руку из-под «одеяла» и, как могла легко, коснулась кончиками пальцев его щеки.

– Я думала, всё было сном, – прошептала она.

Вильгельм блаженно улыбнулся, открывая глаза, но, поймав убегающий смущённый взгляд Мари, посерьёзнел.

– Прости, – по старой привычке он провёл ладонью по голове, пытаясь убрать давно остриженные волосы. Рука остановилась на шее, пальцы сами собой сжались, будто подгоняя своего владельца в нерешительном извинении. – Прости, что не смог сдержать себя…

– Я ведь тоже этого хотела, – уткнувшись лбом в грудь собеседника, тихо ответила девушка.

– Ты всё ещё согласна, – он секунду помедлил, пытаясь понять, правильно ли сейчас вновь задавать этот вопрос и подавляя невольную усмешку над её внезапной откровенностью, но всё же продолжил. – Согласна выйти за меня?

Мари улыбнулась и подняла наконец взгляд.

– Теперь ты просто обязан на мне жениться, – она ещё больше раскраснелась, заметив уверенную улыбку на лице возлюбленного.

– Не припомню такого закона, – будто нехотя съязвил он, но тут же поспешил исправиться. – Я мечтаю об этом, – его рука, наконец прекратив сдавливать шею, осторожно легла на выглядывающее из-под накидки обнажённое плечо девушки.

– Всё повторяется. Мы снова провели ночь вдвоём, – тихо произнесла Мари, опустив глаза. – И снова ты предлагаешь мне своё сердце, – она чуть поджала ноги, будто желая свернуться клубком.