Одна осень одного королевства

– И судьёй будете вы? – девушка скривила губы, снова пытаясь спрятать переполняющие её эмоции.

– Ты догадлива, – засмеялся мужчина. – Вставай! Скажешь несколько слов в свою защиту.

– Зачем? – она подняла глаза. – Вы уже всё решили.

– Откуда ты можешь знать, что я решил? Ты даже не хочешь побороться за свою жизнь?

– Вы хотите ещё поиздеваться? Не верю, что вы отпустите меня.

– Правильно. Не отпущу, – хмыкнул Болдер. – Вставай, или казнь провести прямо здесь?

– Нет, – Мари зажмурилась, едва сдерживая слёзы. – Хочу ещё раз взглянуть на солнечный свет…

– Не надо трагедии, – серьёзно перебил маркиз. – Противно смотреть! – он резко схватил девушку за предплечье, рывком поднял с пола. – Ты всего лишь чёрная крестьянка, как тебя не разодень и не научи кланяться, ты останешься безродной дворнягой. Одной больше, одной меньше – никто не заметит и не вспомнит!

Мари нетвёрдо встала на ноги, молча выдернула руку из чуть ослабленной хватки мучителя и, не поднимая глаз, шагнула к двери. Бороться не хотелось… Вообще ничего больше не хотелось, только закрыть глаза и, вновь открыв их, оказаться в своём маленьком лесном домике, забыв обо всём случившемся, продолжить жить в милом сердцу одиночестве…

Грубый толчок в спину поторопил обреченную пленницу, и та зашагала быстрее по узкому коридору. Одиночество… В этот миг Мари с особой остротой ощутила, чем оно отличается от привычного ей уединения. Оно было чёрным и холодным, и сейчас именно оно сковывало сердце ледяными пальцами предчувствия смерти. Никого рядом, никого… И лучше было бы погибнуть в зубах дикого зверя в родном лесу, чем под равнодушными руками палача, которому плевать, кого привели к нему в цепях на убиение. Никого рядом – никого, кого любила бы Аннамари, никого, кто любил бы её, для кого она значила бы хоть что-нибудь… Последние шаги в своей жизни несчастная дикарка должна была совершить в раскрывшемся ей наконец во всей своей «красе» и ненавистном теперь до глубины души одиночестве.

* * *

Небо медленно темнело, провожая заходящее солнце. Прохладные осенние сумерки ложились на дорогу. До дома оставалось ехать ещё около часа. Уильям гнал коня, позабыв об усталости, о дневном зное, обо всех своих ощущениях. В мыслях остались лишь вопросы. Разбираться во всём самому и надумывать ненужных проблем желания не было, надо было чуть потерпеть и узнать правду. Он будет смотреть матери в глаза, требуя признания, будет твёрд и решителен, он готов к любой правде.

Но ждать ещё так долго, графиня может ехать до самого утра, а если она остановится на ночлег, то и подавно – приедет только к обеду.

Впереди показалась стена родного имения, юноша невольно стиснул зубы, представляя, какая мучительная бессонная ночь ждёт его теперь в этих стенах.

У ворот встретил молодой уставший стражник, по лицу его было понятно, что сменщик задерживается, и у бедняги все мысли уже устремлены к тёплой постели, а не к бурной встрече своего господина.

– Здравствуйте, ваша милость! – как мог радостно произнёс он. – Не ждали вас так рано! А где же миледи?

Уильям кивнул в знак приветствия. При виде унылой мины стража, он сам ощутил накопленную за день усталость, захотел скорее упасть в своей комнате на мягкие подушки и уснуть, скоротать время до приезда матери, не трепать нервы зазря, не переживать впустую.

– Миледи задерживается, – буркнул парень. – Но она уже в пути.

Стражник натянуто улыбнулся, открывая ворота, проводил виконта взглядом, тяжело вздохнул, невольно ища глазами своего сменщика по широкому двору имения и, не найдя его, снова закрыл тяжелые створки.

Уильям скинул пыльную дорожную одежду, сел на край кровати, решая, чего он хочет больше – лечь спать или напиться, пока матери нет дома. Выпивку он не очень жаловал, но сейчас решение всех проблем явственно виднелось ему именно в вине. Юноша встал, натянул шёлковый халат, спустился на первый этаж. Прислуги нигде не было, видимо, никто не слышал ещё о приезде хозяина. Это было виконту только на руку, он тихо приоткрыл дверь материнской комнаты – там хранились ключи от кладовой с лучшим вином, которую, за неимением хорошего портье, приходилось запирать самой хозяйке, открыл и встал в ошарашенном изумлении. Всё в комнате было перевёрнуто вверх дном: какие-то бумаги рассыпаны по полу, картины сброшены со стен, обивка стульев вскрыта, ящики письменного стола разломаны почти в щепки, как и сам стол.

– Что здесь стряслось? – невольно вслух произнёс Уильям, и тут же радостный крик из коридора отвлёк от взметнувшихся вопросов.

– Ваша милость! – кричала молодая служанка, подбегая ближе. – Вы уже здесь! Простите, мы не знали, что вы так рано вернётесь. Точнее, так поздно, – она с улыбкой мельком глянула в окно, за которым сгущались сумерки. – Прикажете подать ужин или согреть воды?

– Нет, – юноша натянуто улыбнулся, быстро закрывая дверь в кабинет. – Кто-нибудь приходил пока нас с матерью не было в имении? – спросил он.