Одна отдельно счастливая жизнь

В Малагу пришли следующим днем, долго швартовались. Швартовка – самое удобное время порисовать с верхней палубы. И вот снова 8 автобусов, спешная посадка и красивая дорога через горы Сьерра-Невады в Гранаду, и далее – в Альгамбру, которая преподносится как главная изюминка нашего круиза. Гранада – город Гарсиа Лорки, про Альгамбру никто ничего не знает. Но вот – прибыли. Альгамбра – это суровая крепость гор, внутри которой – иной мир: бесконечная череда двориков, переходов, покоев для отдыха и фонтанов. Нечто вроде огромного гарема. Первое, что поражает после уличной жары, – прохлада и журчание воды. Высокие своды залов покрыты тончайшей резьбой арабских орнаментов, уводящих взгляд в небо. Неважно, что это строили арабские эмиры “для себя”. Красота покоряет всех одинаково. Альгамбра всем своим существом пытается сказать потомкам, в чем счастье жизни – немного солнца в холодной воде, прохладная тень в жаркий день и много волшебного искусства, утонченного и деликатного. Материалы просты – камень, туф и керамика. Здесь нет ни золота, ни бриллиантов, нет тронов, балдахинов, ковров, оружия. Только солнце, вода, ветерок и цветы, пряные ароматы чайной розы.

Можно вспомнить еще прощальный ужин в огромном ресторане “Атлас”, где собрались все наши 300 человек. На сцене был темпераментный народный ансамбль “Фламенко”. В зале другой спектакль – шоу поваров. Гаснет свет – и в темноте строй официантов вносит гуськом блюда из фазанов в кольце горящих свечей, в окружении вин, фруктов и цветов. Испанские ритмы, стук кастаньет…

Из Малаги идем в обратный путь. Снова Стамбул, дворцы, золотой базар, покупки, обмены. Через неделю мы снова в Одессе. Темный порт, темный город. Всё закрыто – ни поесть, ни попить. А на корабле наши путевки окончились еще утром. Свет и воду отключили, а билеты на поезд у всех одинаковые, и у всех – на завтра. Сказка кончилась. Мы снова на Родине.

Новые времена 1988–2018

Злобик, Дробик и кот Пельмень

Не исключено, что еще многие москвичи помнят яркие, шумные, суматошные выставки художников-нонконформистов на Малой Грузинской, 28. Помнят тот радостный ажиотаж и неподдельный интерес, которые они вызывали у самой широкой публики. Постоянными посетителями выставок были студенты, представители технической интеллигенции, военные, работники многочисленных КБ и “почтовых ящиков”, учителя, библиотекари, врачи, иностранные туристы и коллекционеры, представители музеев мира – дилеры и спекулянты от искусства, модные девушки, начинающие музыканты и рокеры.

Люди готовы были простаивать часами на морозе, чтобы увидеть новый взгляд на жизнь, осознать свое бытие и свое время, получить заряд бодрости и креатива. Приезжали иногда автобусами делегации из институтов Дубны, Обнинска, Протвино. Приезжали с подарками, с цветами, с шампанским, как к хорошим знакомым: не только посмотреть, но и познакомиться с авторами, превратившимися на некоторое время в настоящих звезд художественного небосклона Москвы.

Лоджия нашей квартиры находилась точно над входом в выставочный зал. На протяжении нескольких лет каждое утро, открыв окно, мы видели внизу толпу людей, ожидающих открытия выставки. Далее очередь тянулась через двор общежития консерватории, параллельно улице, до Зоологического переулка. Милиция исправно охраняла порядок, эксцессов никаких не было. Публика поднималась ко входу по ступенькам, а потом спускалась в небольшие подвальные выставочные залы, где буквально было не протолкнуться. Иногда был открыт еще отдельный большой и светлый зал, смежный с подвалом, со своим выходом на улицу.

Названия выставок на Малой Грузинской принципиально отличались отсутствием пафоса. Они были просты и незатейливы: “Двадцать московских художников”, “Семь московских художников”, “21 московский художник” и т. д. Позднее появились “Мост” и “Мир живописи”. Поначалу почти все выставлялись впервые. Но постепенно группы стали конкурировать друг с другом, бороться за покупателей. Конечно, на протяжении 15 лет менялись и сами художники, и их публика. Наибольший интерес вызывали группы “20” и “21”. Но общей эстетической основой всего движения оставался сюрреализм в смягченной, иногда почти “гламурной” интерпретации. Конечной целью, особенно в первое десятилетие, была коммерческая реализация творчества.

Цензуры и худсоветов не было. Художники, участники той или иной выставки, сами определяли экспозицию. Несмотря на это, за все годы я не помню на Грузинке какой-либо политической тематики. Даже чисто социальные темы приобретали здесь лирическую окраску. Здесь, несомненно, была живая, нормальная жизнь, где каждый автор представлял только себя, а не пытался вещать от имени народа. С другой стороны, такое мощное движение, как русский концептуализм, прошло мимо этих художников. Тем не менее само понятие “Малая Грузинка” осталось в памяти многих людей семидесятых и восьмидесятых годов и должно бы остаться в истории московской художественной жизни.