Одна женщина, один мужчина

– Но деньги… – заикнулась Ася.

– Сказано тебе – будет. Без всяких денег. Сама увидишь.

Коллеги относились к ней нежно-покровительственно, и подозревать их в злом умысле или насмешке она никак не могла.

Ася терялась в догадках. Может быть, в Адене есть рынок, где панцири продают по смешным ценам? Или туземцы ловят черепах, съедают вкусное черепашье мясо, а несъедобные панцири обменивают на бусы?

Аден оказался помойкой в пустыне. Никаких рынков. Никаких туземцев с котлами. Экипаж поселили в одноэтажной гостинице, где по внутреннему двору ветер перекатывал мелкие камушки. Они тоскливо шуршали о песок.

– Вы меня обманули, – сказала Ася, чуть не плача. – Зачем вы так?

Старший бортпроводник вывел ее на балкон.

– Что видишь? – спросил он.

– Люки канализационные, – мрачно ответила Ася. – И больше ничего.

– А тебе больше ничего и не надо.

И пояснил ошеломленной девушке, что Йемен – нищая страна, где никто не тратит металл на то, чтобы закрыть дыру в земле. Вместо нормальных люков используют панцири. От той самой морской черепахи.

– И что, можно взять один? – ахнула Ася, теперь уже отчетливо видя, что ей не врут. – Просто так?

– Просто так, положим, ты его не возьмешь, он тяжелый. Но товарищи окажут тебе посильную помощь.

В следующие три дня на Асю смотрели как на полную дуру чаще, чем за всю ее предыдущую жизнь. Но она храбро сносила насмешки и тащила панцирь к цели – в переносном смысле, но иногда и в прямом. Он был удивительный и невероятный. Его можно было долго рассматривать, воображая те подводные миры, где он побывал. На одной пластинке даже отпечатался узор, похожий на волну. Как будто океан поставил на панцире печать, удостоверив его подлинность.

И вот наконец они с панцирем прибыли в Москву.

Перед актом осчастливливания она набрала номер любимого и предупредила, что заедет. Голос звучал слишком восторженно, но любимый, кажется, ничего не заподозрил. Потом подкрасилась и надела туфли на каблучках. Может быть, он станет носить ее на руках по квартире, и тогда со стуком падающие на пол туфельки – самое то. В отличие от ботинок на шнуровке, способных придушить всю романтику на корню своими шнурками.

Она все продумала.

Через два часа в квартиру мужчины позвонили. Открыв, он узрел счастливую Асю, а рядом с ней грузчика, придерживавшего предмет странной формы.

– Панцирь! – сказала Ася, смеясь, и шагнула ему навстречу. – Ты представляешь, панцирь!

Потом все было так, как она представляла, – и его изумленно-радостное лицо, и туфельки, падающие на пол, и все остальное.

– …Ну, Аська, ты даешь, – проговорил он, закуривая. – Поверить не могу. Как раз такой, как я хотел. Рассказывай, где его раздобыла.

Ася не любила и не умела врать.

– Представляешь, в Йемене ими канализацию закрывают, – сказала она. – Ну, бедная страна, металла не хватает…

Она застегнула брючки, хотела сказать что-то еще, но осеклась.

– Как? – переспросил он. – Канализацию?

Посмотрел на панцирь и медленно раздавил в пепельнице сигарету.

– Или просто ямы в земле, – уже тише добавила Ася. – Понимаешь, бедная страна…

Он помолчал. Потом сказал:

– Ямы, значит. И канализация.

Поднял Асю за плечи с дивана, одним движением натянул на нее свитерок – получилось задом наперед – и аккуратно вывел из квартиры. Через две минуты она уже стояла на лестничной площадке, растерянно сжимая в руках туфельки. Дверь снова распахнулась, она подалась было навстречу – но раскрасневшийся от натуги мужчина прислонил к стене рядом с ней черепаший панцирь.

– Почему? – тихо спросила Ася. – За что?

– За что? – он усмехнулся. – Ты привезла мне вместо моей мечты крышку от унитаза и еще спрашиваешь, за что?

Щелкнул замок, и Ася с панцирем остались вдвоем.

Она села на пол, прислонилась к нему и некоторое время просто сидела. Когда за окном начало темнеть, пришлось подняться.

Панцирь, кажется, уменьшился в размерах и даже немного скукожился.

– Ты вовсе не крышка от унитаза, – сказала она ему и погладила пластинку. – Ты в океане плавал. На тебе волна оставила свою печать.

Но панцирь скукожился еще сильнее, и стало видно, что никакая это не печать, а просто трещина, в которую забился песок.

Про женщину и Байкал

Одна Женщина имела глупость второй раз влюбиться в бывшего однокурсника. «Какая пошлость – влюбляться в тех, с кем учился, – думала она раздраженно. – Особенно по второму кругу. Большей пошлостью может быть только влюбленность в собственного начальника. И еще в подчиненного. И еще в коллегу».

Тут она остановилась и вслух резюмировала:

– Да вообще влюбленность – это одна большая пошлость!

И даже сердито топнула ногой по тротуару.

От нее шарахнулся какой-то юноша с бородкой, несущий одинокую розу. Одна Женщина (ее звали Соня, уменьшительное от Софьи) злобно фыркнула ему вслед. В этот фырк она вложила все свое презрение к одиноким розам и их дарителям. Дарители уверены, что одинокая роза скажет об их безупречном вкусе. Но на самом деле она говорит лишь о том, что на полноценный букет денег не хватило, а приходить с пустыми руками неловко.