Однажды…

– Вы же не думаете, что я перескажу вам – наглой девчонке-журналистке – суть конфиденциальной беседы с министром нацбезопасности?

– Ну, хоть…

Длинный покачал головой:

– Вы капризный, избалованный ребенок…

– …Где сейчас находится этот несчастный ребенок? – наконец спросил министр, отбросив блокнот, в котором делал заметки.

– У родни… У цыган.

– Вы собираетесь ее удочерить?

– Да, если выживу, и вы меня не арестуете.

– Не арестую… – министр вновь пронзил меня взглядом. – Вы мне на свободе пригодитесь. Когда собираетесь покинуть Баку?

– Ну, тут меня уже ничто не держит. Только вот моя мама и бабушка Наили.

– Мне жаль эту девчонку. Я хотел бы иметь такую сотрудницу.

– …

– Насчет них не беспокойтесь. Еще раз все обдумайте. Вас давно вычислили. За пределами мы не сможем вас защитить.

– И в пределах тоже не сможете.

– Ну что ж, выбор ваш. Мы вроде все обсудили. С этого дня вы порываете все связи с Военной разведкой. То есть, вас там нет и никогда не было. Для всех вы продолжаете являться дезертиром, а также убийцей сослуживца в розыске. Все бумаги с вашим участием в оперативных разработках находятся у нас. Об остальном мой помощник подробно проинструктирует. Это тот молодой человек, который провел вас ко мне…

– …Желаю вам остаться в живых, – раздался голос министра, когда я был уже у двери. Невольно обернулся. Он же, уже надев очки, ушел в свои бумаги, заваленные перед ним на массивном рабочем столе…

Глава IX

Эта встреча как бы встряхнула меня и вернула в действительность. Я вдруг осмыслил, что глупо так существовать в ожидании пули в затылок. Мои заслуги перед Организацией может и отсрочили наказание за “измену”, но вряд ли ее отменили. Скорее ждут, когда сам появлюсь, чтобы получить ответы на все вопросы.

Тут опять подфартило провидение. Позвонила бабушка Наили и с дрожью в голосе попросила зайти к ней, так как ее беспокоят соседи.

Соседи Зои Павловны были милейшие люди и души не чаяли в почти прозрачной старушке, тем более после смерти Наили, которая была вообще всеобщей любимицей. Неужели появились Романовы? Или же?..

Так или иначе, я зашел к старушке в не согласованное с ней время, без стука и со стволом, снятым с предохранителя. Она жила просто и по старинке двери на замке не держала. Помню, Наиля всегда ворчала из-за этого.

Романовых в квартире не оказалось. Но меня ждало другое. На маленьком диване, завалив его почти наполовину пышной юбкой, восседала цыганка Марина, а рядом стоял его брат Николай-Кучерявый.

Не буду описывать нашу встречу – мы были хорошими друзьями. Она еще долго причитала, повиснув на моей шее, вспоминая то Мансура, то Джулию. Теперь еще и Наилю. Цыгане были осведомлены и о смерти моего отца.

Марина выглядела растерянной. В конце все-таки вспомнила предсказание Рады:

– Она все знает, все видит. Но помочь не может. Ее предупредили, чтобы она не лезла к духам, или они сами полезут в ее мир. Вот она и боится.

– Так она могла тогда помочь? – я рассеянно спросил. Марина отвела глаза:

– Может, сейчас…

– Нет. Как-нибудь уже я сам… Говори, зачем прибыли?

– От Павла послание… – Марина обшарила складки платья на груди, залезла, кажется, до самого пупка и вытащила небольшой конверт. – На, сам читай. Мне в ваши дела впутываться незачем. Еще жить хочу…

Я порвал конверт, раскрыл письмо. И прочитал единственную строку в нем.

“Большой человек очнулся. Приезжай немедленно.”

– Что на словах передал? – я скомкал бумагу.

– Сказал, все мы в дерьме. И чтобы ты связался с ним только через Настьку. Ну, его кошары.

– Что значит, все?

Маринка фыркнула:

– Не знаю. Он не объяснил… Ты понимаешь, если это Толик, я бы его послала. А Павел…

– Ну да… А как добрались?

– До Махачкалы на самолете. У нас там община, мы их потихоньку выводим. Все об этом знают, ничего не заподозрят. Оттуда до Баку – на машине частника. Проехали через этот ваш СТК. Зондеркоманда, бл…ть, обобрали до нитки. Хуже цыган…

Я невольно улыбнулся:

– Как ваш новый трафик?

– Почти запустили. Все тебя ждут. Мы другого вожака не хотим. Так и сказали.

“Вот одна из причин, почему я до сих пор жив. Трофиму не удается подмять цыган…”

– А Кореец?

– Не знаю. То ли скопытился, то ли собирается. Ну, нет его, только имя. Сейчас всем правит этот сухой плеврит.

– Когда обратно?

– Да хоть сейчас! Нам рисоваться здесь, на вашей красной зоне, нет резона.

– Маринка, все, между нами.

– Дожили, айзер учит цыганку рот на замке держать, – скривилась Марина. – Николас!.. – крикнула она кучерявому брату, втихаря прошмыгнувшего в кухню. Оттуда вкусно пахло. Тот тотчас нарисовался в проеме двери, с надувшимися щеками и виновато выпученными глазами. – Водила этот, когда выезжает обратно?

– Завтра… – с трудом освободив кусочек пространства во рту, он ответил. – Утром…

– Предложи сейчас. Переплатим…

Уже не утруждая открыть рот, он, жуя, кивнул.

– …Хватит жрать! – Маринка вновь зло рявкнула. – Хозяйке что-нибудь оставь!

– Что ты, что ты!.. – запротестовала Зоя Павловна. – У нас за еду не ругают.

– А я не за еду – за культуру, – раздраженно ответила цыганка, – он из кастрюли кушает, сволочь, привычка у него такая.