Однажды…

– Господи! – пролепетала ошарашенная старушка. – Из кастрюли!..

– Ты, может, с нами? – Маринка, махнув рукой, опять плюхнулась на диван.

– Нет. Теперь я как динамит. Взорвусь, опалю и вас. Езжайте сами…

Не буду утомлять как я обратно, через горы, повторил описанный ранее маршрут…

– Послушайте, – вдруг ворчливо перебила Гюлечка, – вы нас утомляете не рассказом, а непонятием. Нормально объясните, о каком большом человеке идет речь?

– Разве не ясно? – как бы удивился Длинный. – Однозначно Кореец. К формату “большой” он подходил и фигурально, и, по сути. Но возникли вопросы. Почему Павел посылает послание зашифровано? Во-вторых, состояние здоровья Корейца – каково оно на самом деле? В-третьих, что значит все в опасности?

Не буду мусолить. В скором на все вопросы я получил ответ у самого Павла в квартире его девушки Анастасии, с кем он сожительствовал последние несколько месяцев.

Мы с ней не были знакомы, ни разу даже не виделись. Она впустила меня в дом, долго не расспрашивая. Мой высокий рост, видимо, был визитной карточкой.

Заперев меня, она тотчас вышла. А уже через час меня сжимал в объятиях старший Романов…

Длинный налил себе “Боржоми”. Он продолжал его пить, видно хотел протрезветь, хотя и пьяным-то его назвать нельзя было. От выпитого он просто проваливался в состояние легкого транса, где прошлое и настоящее смешивались в его восприятии в едином поле времени, и, я подозреваю, что это было его обычное состояние…

– …Слушая Павла, я не переставал удивляться. События после моего отъезда развивались следующим образом.

После извещения смерти любимой сестрички, братья впали в депрессию. Кафе они почти запустили, все потеряло смысл после этой утраты. Хорошо, Сусанна – эта хрупкая пожилая женщина, неожиданно проявила волю и управление заведением взяла в свои руки.

То, что Наиля неровно дышала ко мне, братья давно заметили, но деликатно не реагировали, полагая, что время само поставит все жизненные казусы по полочкам. Перед отъездом я предупредил Павла об опасности, грозящей со стороны Организации, потому он не поверил на такую туфту, якобы, это я убийца. По-другому обстояло с Толиком. То, что мы с Наилей иногда “шушукались”, в его наивном сознании преобразилось в мысль, что между нами действительно сложились амурные отношения, которые скрывались из-за моего женатого статуса. И что я вполне мог убить ее из ревности.

И то, что я второпях последовал вслед за ней в Баку и не выхожу на связь, тоже усугубило подозрение.

Мое “предательство” причиняло Младшему дополнительные муки, и он постоянно досаждал Трофиму, чтобы тот отпустил его для расправы. Тощий же категорично запретил Романовым лететь в Баку, мотивируя это решение мерой безопасности.

Павел не стал переубеждать брата. Состояние Толика являлось самой правильной страховкой.

Неизвестно на что рассчитывал Трофим, затягивая ликвидацию братьев. Вряд ли он хотел сосуществовать в одной организации с кровниками. Может рассчитывал, что после моей смерти, когда след затеряется, в этом уже не будет необходимости?

После общения со старшим Романовым я получил ответы на многие вопросы. Но все по порядку…

Как-то Павлу просигналила машина, за рулем он узнал одного из бойцов Организации, с которым несколько раз пересекались на мероприятиях. Тот предложил проехаться для перетирки серьезной темы.

Он был один в своей подержанной девятке, и сжав во рту челюсти, а в кармане рукоятку ствола, Романов молча сел рядом, и машина двинулась.

В скором, припарковав ее рядом с запущенным московским сквером, боец раскрыл суть этой странной встречи.

– Сеструху твою заказал Трофим, этот айзер ни при чем, – начал он с пол-оборота, – я знаю ликвидатора. Ничего личного, он свою работу делал… – боец жестом пресек пытавшего вставить слово Павла. – Часы смерти тикают и для вас, это вопрос времени.

А теперь о главном. Кореец в опасности. Его хотят убрать…

Все это Павлик слышал, как в плохом сне, но замолчал, решив выслушать до конца этого странного типа с мрачным взглядом.

Федор же – так его звали, продолжал монотонно излагать…

Его рекрутировал в Организацию сам Кореец, забрав в одном из множества детских домов, школ-интернатов, с которыми он поддерживал регулярную связь. Ким постоянно финансово их поддерживал. Сам будучи детдомовцем, он при наборе в Организацию отдавал предпочтение выходцам из своей среды.

У Федора Коростылева жизнь сложилась тоже не сладко. Отец после последней отсидки уже не вернулся – скончался от туберкулеза. Мама детей тянула как могла, не гнушаясь самых тяжелых и грязных работ, но в конце тоже отпустила удила и начала спиваться. Семья влачила полуголодное существование. Хорошо, помогали соседи и немногочисленные родственники. Но после того, как мать сильно простудилась и со своим ослабленным организмом не смогла оправиться, а может, уже и не хотела, детей, старшему – Федору, которому еще не исполнилось и 14 лет, отдали в местный интернат. Естественно, он для своей 12-летней сестрички Даши и двух маленьких братиков начал заменять родителей.