Однажды…

– Кореец был беспощаден, – продолжил Длинный. – Степана Конева, по кличке Степашка-Левый глаз, достали лишь спустя год. Профессионал высокого класса – он ранее тоже служил в одном из подразделений ГРУ – скрывался по всем законам конспирации. Одно время даже думали, что соскочил за кардон…

С Трофимом они сошлись в Чечне. С его участием Тощий действительно планировал все бригады России подмять.

Был у него такой фирменный почерк. Невероятно меткий стрелок, он предпочитал укладывать своих жертв непременно выстрелом в левый глаз. По этой фишке и засветился. Когда в Тюмени застрелили одного нефтяного магната, напали на его след. Понятно, убийство было заказным. По теории вероятности вышли на заказчика – тот, поняв с кем имеет дело, сдал исполнителя. Когда Степашка пришел якобы за очередным заказом, нарвался на засаду…

Единственно с Коневым Ким обошелся по-людски. Выпил с ним, закусили, поговорили по душам, вспомнили Чечню… Когда тот расслабился и затянулся закрученной собственноручно Корейцем папироской, аккуратно выстрелил ему в левый глаз. Говорят, все сокрушался, что пустил в расход такого профи.

– А Медика?

– Отпустили. И бабло дали. Обещали ведь… Но месяц держали на цепи в бывшей палате Корейца и усиленно кололи теми препаратами, которыми вкачивали его бывшего узника. И таблетки заставляли глотать чуть ли пачками.

Выжил. Но, покидая стены заточения, трясся как в последней стадии болезни Паркинсона и мочился в штаны. Чтобы не вонял, ему памперс одели. Двое бойцов выпроваживали его за трясущиеся руки.

– Жив хоть остался, – вздохнула Аталай.

– М-да… Можно сказать… – пробубнил Длинный.

– А как поступили с Казанцевым? – это подключился Прилизанный. – И его? Он же депутат?

– И что? – усмехнулся Длинный. – Поймите, Россия как раз та страна, где даже президент правит по понятиям.

– Да, шась!.. – это съязвила Гюлечка. – А Горбачев? До сих пор жив, гад!

– Ну да, это факт… – ухмыльнулся уже Прилизанный.

– А он выше всяких понятий, – ехидно подал голос Бакинец.

– Вы считаете, что он жив? – спокойно отреагировал Длинный. – Поверьте, смерть для него была бы легким наказанием. А так он каждый день умирает, вдыхая как вонь презрения собственного народа, которого по долгу службы обязан был защищать, а он предал или продал, какая разница!.. Так он и останется в истории Михаилом Меченым – символом великого предательства, а имя его веками будет звучать в унисон с Иудой. Хотя тот предал лишь своего учителя, а этот мерзавец, целую страну…

Когда я зашел в кабинет Казанцева, тот сидел на диване и читал книгу. Это был Алексей Толстой. Какое произведение, не важно – он закрыл книгу и какое-то время внимательно на меня смотрел. Обстановка была до того мирная, что я засомневался в происходящем. Прикрыл за собой дверь.

– Как Кореец?

– Жить будет.

– Трофима ты убрал?..

Я кивнул.

– …Да, недооценили… Надо было и тебя… вместе с ней.

– У нас говорят, если поранил змею, лучше ее добить…

Через какую-то паузу, он жестом пригласил меня сесть в то же кресло, где ранее я получил задание24. Видимо, и он вспомнил.

– Как дела в Баку? Добился чего-нибудь?

– Отчасти.

– …

– С оружием не получилось. Мне дали понять, что это не мое дело. А на счет строительства военного городка – скоро в Москве появится строительный холдинг “Чакыр огуллары”, руководимый неким гражданином Турции Масудом Караманом. Он этнический азербайджанец. На самом деле холдинг финансируется влиятельным азербайджанским олигархом – должностным лицом. Я сведу турка с Петром Владимировичем.

Казанцев одобрительно кивнул:

– Не забудь свои два процента. А то у Петра короткая память, когда надо расплачиваться…

Может минут пять мы помолчали после этой реплики, где он попытался пошутить. Не удалось. Улыбки получились натянутыми. Наконец он решился:

– Ведь ты пришел не меня проведать?..

Я, молча, кивнул.

– …И что? – голос у него звучал твердо, хоть с заметным напрягом.

Вытащив именной пистолет, я положил перед ним.

– Он велел передать, что позаботится о вашей семье.

– …

– Мне очень жаль…

– Совсем как в кино! – Казанцев вдруг зло усмехнулся и вытащил из пачки сигарету. – Иногда мне кажется, что я и сам… из кина…

Я прикурил ему, взяв со стола зажигалку. Для человека, который должен был свести счет с жизнью через короткий промежуток, он держался молодцом.

– …Да-а, по-скотски все вышло… Но отчасти он сам виноват. Понимаешь, он все время давил на меня. Я перед ним чувствовал себя как мальчишка. Даже деньги на расходы мне выделяли по его усмотрению. И цыгане его мне были противны. По мне, всех черномазых надо в кунц-камеры…

Он исподтишка посмотрел.

– …

Докурив сигарету, он затушил ее в пепельнице:

– Все это уже не важно. Одно утешает: дело наше, в общем-то, в надежных руках…

Передай Киму: я желаю ему удачи. Пусть поможет моим выехать в Канаду. Давно просят, теперь, в самый раз. Не хочу, чтобы дети мои сгнили здесь в борьбе за очередное возрождение империи.

Все, уходи! Ты славный малый. Но нам уже не о чем говорить. Оставь меня с моими ошибками…

Я неуверенно поднялся:

– Прощайте!..

Когда приблизился к двери, он позвал: