Однажды ночью в августе

Время от времени Манолис получал письма от Антониса, написанные все тем же неразборчивым почерком. Из них он узнал о смерти своей тети, и эта новость его очень расстроила. Элефтерия Вандулакис была ему как мать, и Манолис переживал, что не смог присутствовать на похоронах. Элефтерия всегда казалась ему довольно крепкой пожилой женщиной. Вероятно, заключил Манолис, она не смогла оправиться после событий той августовской ночи.

От Антониса Манолис узнал и более радостную новость: Мария наконец вышла замуж за врача, который вылечил ее от проказы, и супруги удочерили маленькую Софию. Только сейчас Манолис вспомнил о своей крестнице. Хотя Анна и считала его биологическим отцом девочки, Манолис не разделял ее уверенности. Они всегда старались быть осторожными, но, разумеется, это не давало никаких гарантий. Независимо от того, кто именно был отцом Софии, малышка теперь будет жить у своей тети в Айос-Николаосе, и Манолис был рад, что девочка вырастет в прекрасном городке на берегу моря, а не в крепости Вандулакисов в Неаполи. Ему никогда не нравился их просторный дом с массивной дубовой мебелью и вечным полумраком из-за обилия кружевных занавесок и плотных портьер.

Антонис писал также о своей новой работе и хвастался хорошим жалованьем. Он зарабатывал столько, что построил себе пятиэтажный дом и нижние его этажи сдавал в аренду. Антонис к тому же являлся гордым владельцем автомобиля «триумф-геральд», о чем не упустил случая сообщить своему другу. В Айос-Николаосе ни у кого больше не было такой машины, и все, о чем мечтал Антонис, – это длинная и прямая трасса, на которой можно было бы разогнаться до максимальной скорости. В каждом письме он заверял Манолиса, что у него всегда найдется работа для старого друга.

Единственной женщиной, о которой в своих посланиях упоминал Антонис, была его сестра Фотини. Она все так же жила в Плаке и вместе со своим мужем Стефаносом воспитывала двоих сыновей.

Кроме того, Фотини по-прежнему была единственной, кому Антонис доверил свою тайну. Никто другой не знал о его безответном чувстве к Анне. Ее отказ Антонис считал самым большим унижением в жизни.

Между братом и сестрой существовала сильная привязанность, которая позволяла им говорить друг с другом откровенно, а не ходить вокруг да около.

– Антонис, как долго это будет продолжаться?

– Фотини, я не женюсь ради женитьбы.

– Я такого не говорила, – парировала Фотини. – Ты прекрасно знаешь, что я имела в виду. Когда ты наконец забудешь ее? – (Оба понимали, кого она подразумевает.) – Ты ведь сам признавал, что под конец она тебе даже не нравилась! И это не говоря о том, что прошло уже столько лет после ее смерти.

Антонис знал, что его сестра права. Он цеплялся за чувства, которые давно остыли. Пора было признать, что эта горькая ненависть к мертвой женщине и ее пропащему мужу вошла в привычку. Привычку, которая медленно разъедала Антониса изнутри.

– Ты впустую тратишь свою жизнь, – подытожила Фотини.

– А ты повторяешь слова родителей, – поддразнил ее Антонис, пытаясь свести разговор к шутке.

– Разве ты не хочешь детей?

– У меня уже есть дети, с которыми я могу играть, когда захочу.

Антонис намекал на своих племянников – и действительно, он обожал с ними возиться. Только недавно они со старшим, Маттеосом, гоняли мяч во дворе. Дети Фотини тоже очень любили дядю, особенно когда он катал их на своей новой машине или дарил им дорогие подарки на именины.

Однако полностью пересмотреть свою матримониальную позицию Антониса заставила сущая мелочь. Проснувшись как-то утром, он обнаружил на подушке пару волосков, а на следующий день – еще несколько. Подозрения Антониса подтвердились, когда он тщательно осмотрел свою голову в зеркале, – надо лбом уже светились залысины. Первый признак надвигающейся старости, подумал он. Через неделю-другую ему исполнится тридцать пять. В этом возрасте у его отца уже был пятнадцатилетний сын! Эти цифры повергли Антониса в шок.

Примерно через месяц он появился в таверне Фотини и ее мужа рука об руку с какой-то девушкой. Фотини из окна кухни заметила, как они вошли.

– Погляди-ка, Стефанос! – окликнула она мужа. – Антонис! С девушкой!

Подобный шаг говорил о серьезности намерений Антониса. Он гордо представил родным Анастасию. Девушка училась на медсестру и теперь, выдержав экзамен в Ситии, получила работу в больнице Айос-Николаоса. Она была очень красивой, казалась искренней и немного застенчивой.

Как только Анотонис с Анастасией ушли, Фотини принялась обсуждать с мужем новую пассию брата. Она заметила, что Анастасия напоминает ей Анну только внешне – более ничем. В остальном же девушка, по мнению сестры Антониса, была, что называется, апли, простой и честной, – и подобная характеристика в устах Фотини служила наивысшей похвалой.

– Она не похожа на интриганку, в отличие от Анны, – прямо заявила она своему мужу тем же вечером. – Можем быть уверены, она хороший человек. – (Стефанос не отличался многословием, а потому просто кивнул в ответ.) – И я никогда не видела Антониса влюбленным. По-настоящему влюбленным, скажем так.