Однажды разбитое сердце

Эванджелина вспомнила слова, которые звучали в ее голове вскоре после того, как он впервые вошел в комнату.

– Ты… пытался внушить мне, что я рада тебя видеть.

Джекс не ответил, но жестокий взгляд, которым он окинул ее, заставил ее заподозрить, что она не должна была слышать его слов.

– Что-то неестественное усиливает твои чувства, – хрипло поведал он. – Существует одна Мойра, которая плачет отравленными слезами, способными убить кого-то, разбив несчастному сердце. Я думаю, кто-то отравил тебя этими слезами, и если мы не дадим тебе лекарство в ближайшее время, ты будешь плакать, пока не умрешь.

Эванджелина хотела продолжить спорить. То, что его силы не подействовали на нее, не означало, что она была отравлена. Ей было больно: ее муж умер у нее на глазах. Но не успела она заговорить, как новая волна бесконтрольных рыданий, действительно напоминавших яд, накатила на нее. Она никогда в жизни не плакала так сильно.

На нее словно разом навалилась вся та печаль, что она когда-либо испытывала. Каждая слезинка обжигала щеки, напомнив Эванджелине вкус соленого вина, которое она едва не выплюнула. Так вот как ее отравили? Могло ли вино убить и Аполлона? Он не плакал, но выражение его лица отражало глубочайшую сердечную боль.

Джекс наконец-то отпустил лодыжку Эванджелины. Затем перерезал остальные веревки и, подхватив под руку, помог ей подняться на ноги.

– Отпусти меня! – Эванджелина попыталась вырваться из его хватки. Даже если Джекс не убивал Аполлона, она не желала чувствовать ни прикосновения его холодных рук, ни холодные объятия, ни его твердокаменную, словно глыба льда, грудь. Но в ногах сил было не больше, чем у размякшей веревки, и Эванджелина обнаружила, что, вместо того чтобы бороться с ним, она прильнула ближе.

Он напрягся, будто она приставила к его боку нож, а не свое тело. Затем Принц Сердец поднял ее и перекинул через плечо.

– Что ты делаешь? – пискнула она между всхлипами. Даже в роли спасателя он продолжал оставаться ужасным.

– Ты едва ли можешь стоять на ногах, а нам нужно двигаться быстро, если хотим выбраться отсюда.

– Разве ты не можешь… – она попыталась высвободиться, но его рука удерживала ее железной хваткой, – просто заколдовать каждого, кто встретится на пути?

– Моя магия действует иначе на Севере, не так, как в других местах, – процедил он сквозь зубы.

Другими словами, нет. Его способность управлять эмоциями людей имеет предел. Она судорожно прокручивала в своей голове мысли, вспоминая тот момент, когда его магия перестала воздействовать на матриарха Фортуну. Эванджелина смела тогда подумать, что своим вопросом о камнях она разрушила заклинание. Но, должно быть, это Джекс потерял над собой контроль. Вероятно, ему потребовалось немало сил, чтобы заставить Аполлона полюбить ее столь страстно, и магии на матриарха уже не осталось.

Возможно, Джекс мог управлять несколькими людьми одновременно. В противном случае, по мнению Эванджелины, он бы обрушил свою магию на каждого. Сегодня ночью он манипулировал двумя охранниками, а после расстроился, что не смог установить контроль и над ней. Значит, Джекс мог управлять по меньшей мере тремя, но, вероятно, не больше.

Джекс сорвал с плеч плащ и накрыл им Эванджелину. Она ничего не видела, пока он выносил ее из Волчьей Усадьбы и усаживал в поджидающие их сани, поездка на которых стала самым леденящим событием ночи.

– Почти на месте. – Единственные слова, что он произнес за все время пути, если только Эванджелина не пропустила другие из-за своих непрекращающихся рыданий. Слезы превращались в заледеневшие дорожки на ее щеках, пока не начали замерзать веки.

Сани остановились, и Джекс снова подхватил ее на руки.

Она снова не видела, куда они идут. Джекс укрыл ее своим плащом и крепко прижал к груди. Впервые в жизни его тело казалось теплым. И Эванджелина содрогнулась при мысли о том, что это, возможно, из-за нее.

Многие месяцы назад Эванджелина обернулась в камень, а сейчас ей казалось, что она превращается в лед, пока Джекс шел сквозь снег и поднимался по бесконечной лестнице. Она лишь надеялась, что он несет ее в теплое место. Тепло бы ей не помешало. Хотя, даже если Джекс сумеет разморозить ее глаза и избавить от яда, разрывающего тело на части, этого все равно будет недостаточно, чтобы забыть тот факт, что она теперь беглянка, вдова и сирота. Все, что у нее осталось, – это бог Судьбы, которому она не доверяла и который ей даже не нравился…

– Не сдавайся, – прорычал Джекс. – Когда поддаешься яду, он действует лишь быстрее. – После его слов последовал быстрый стук в дверь. Затем еще один, и еще, и еще…

Наконец дверь со скрипом отворилась.

– Джекс? – Голос был явно женским и смутно знакомым. – Что, во имя Мойр…

Девушка замолчала, когда Джекс стянул плащ с лица Эванджелины.

– Ей нужна твоя помощь, – прорычал Джекс.

– Что ты наделал? – возмутилась девушка, чем слегка впечатлила Эванджелину.

– Думаю, мы оба понимаем, что это не моих рук дело.