Однажды разбитое сердце

– Ты… Неважно, неси ее в дом. И не отпускай, – предупредила девушка. – Если перестанешь держать, она может ускользнуть в небытие. Постарайся успокоить ее, пока я буду готовить противоядие. Представь, что это кто-то, кто тебе небезразличен.

Руки Джекса напряглись вокруг Эванджелины.

Но мир стал теплее, потрескивающим и обжигающим, и внезапно Эванджелину перестало волновать то, что Джекс держит ее на руках, лишь бы он продолжал двигаться ближе к теплу. Она не могла открыть глаза, но после нескольких грубых движений он опустил ее к себе на колени.

Эванджелина представила, что они находятся перед горящим камином, а он сидит рядом и прижимает ее к своей груди с той же нежностью, с какой держал бы полено, которое собирался бросить в огонь.

– Существуют гораздо лучшие способы умереть, Лисичка.

– Твои попытки утешить меня тр-трагичны, – заикаясь, ответила Эванджелина.

– Ты все еще жива, – проворчал он. Его пальцы коснулись ее век и мягкими движениями смахнули тающий лед.

Возможно, он был не совсем безнадежен. Она задумалась, а много ли практики у него было в этом деле. Утешать кого-то было занятием интимным, а если верить легендам, личные отношения у Джекса ничем хорошим не заканчивались. Но он явно умел быть нежным. Эванджелина почувствовала, как понемногу оттаивает, пока его пальцы скользили по ее щекам, смахивая застывшие слезы.

– Вот, – произнес незнакомый женский голос. – Накорми ее этим.

Рука Джекса покинула щеку Эванджелины. А затем его пальцы вернулись, осторожно коснувшись ее губ. Он обводил их медленно, нежно – так же, как делал в прошлом со своей кровью. Но в отличие от его крови это нечто не было сладким или горьким на вкус. Оно вообще не имело вкуса, напоминало, скорее, чувство покалывания, предшествующее поцелую.

– Противоядие действует, – сказала девушка.

– Значит ли это, что я могу ее отпустить?

– Да, – ответила Эванджелина, в то время как другая девушка сказала:

– Нет, если не хочешь, чтобы она умерла. Ей нужен тесный физический контакт по крайней мере в течение следующего дня, чтобы лекарство подействовало.

У Эванджелины возникло ощущение, что девушка разыгрывает Джекса – она должна была разыгрывать его. Но даже если она не шутила, Эванджелине в трудом верилось, что Джекс будет держать на руках ее или кого-либо другого на протяжении столь долгого времени. И все же он не предпринял ни единой попытки отпустить ее.

Джекс держался за нее, как за обиду; его тело было твердым и напряженным, как будто он не хотел на самом деле видеть ее, но руками крепко обхватил за талию, как будто не собирался отпускать вовсе.

Часть 3. Хаос

37

Эванджелина проснулась в объятиях надежных рук. Она попыталась вывернуться, но Джекс лишь крепче прижал к себе, пока ее глаза медленно привыкали к дневному свету.

Она даже не заметила, когда заснула, но, видимо, задремала на коленях у Джекса. Тепло, бурлившее в животе, резко скользнуло к щекам. Стыдиться было так глупо. Эванджелина едва не умерла, а Джекс спас ей жизнь. Если бы кто-то другой приложил столько усилий, чтобы вызволить ее из-под стражи, пронести сквозь полуночной снегопад и найти для нее противоядие, она бы подумала, что это может что-то значить. И хотя Джекс держал ее на руках всю ночь, его объятия были стальными, а грудь под ее головой – жесткой скалой. Они не прижимались друг к другу, пока она спала. Джекс спас ее только потому, что она нужна была ему живой для исполнения пророчества.

Эванджелина знала, что он лгал, называя пророчество давно забытым и говоря не беспокоиться об Арке Доблестей. Если бы не это пророчество, Джекс никогда бы не спас ее и не поставил в столь ужасное положение.

Эванджелина попыталась пошевелиться, но ее конечности словно налились свинцом. Она смогла лишь сморгнуть остатки сна и наконец рассмотреть окружавшую ее обстановку.

Мягкий свет струился сквозь округлые окна, подсвечивая золотом каждую поверхность неожиданно светлой комнаты, в которой оказалась Эванджелина. Стены были усыпаны желтыми и оранжевыми цветами, полки переливались в солнечных лучах, а книги на них были расставлены по цветам корешков. И вся эта эффектная яркость терялась на фоне девушки, одетой в расшитый блестками халат и развалившейся на полосатом рыжеватом лежаке прямо напротив Эванджелины и Джекса.

– ЛаЛа?

– Привет, подруга. – ЛаЛа одарила Эванджелину ослепительной улыбкой.

Эванджелина не могла решить, была ли эта улыбка жутко неуместной или же идеально вписывалась в эту странную картину.

Она открыла рот, чтобы вежливо поблагодарить ее. Эванджелина даже не сомневалась, что именно ЛаЛа дала Джексу лекарство, спасшее ей жизнь. Возможно, ей следовало бы поблагодарить и Джекса за то, что он привез ее сюда. Но почему-то ничего даже отдаленно похожего на слова благодарности не вылетело из ее уст:

– Я запуталась. Откуда вы знаете друг друга?

– Она – та самая богиня Судьбы, которая отравила тебя, – сказал Джекс.

ЛаЛа смерила Джекса грозным взглядом.

– Вот почему тебя все ненавидят.