Однажды случилось (СИ)

снова. Ничего не изменилось. Поднес ладонь к

узкой полоске лунного света, струившегося из-под

края занавески.

Орбит.

"Этого не может быть, - убеждал себя

Лаврентий Петрович судорожно сжимая пакет, -

потому, что не может быть никогда. Все только сон.

Сейчас закрою глаза, потом открою и его не

будет. Нет, лучше сначала посчитаю до десяти.

Один, два, три... По мере роста цифр паузы между

ними удлинялись...десять. Сердце учащенно

билось. Медленно открыл глаза, увидел сжатый

кулак с побелевшими костяшками пальцев. С

трудом разжал. Желудок падает куда-то вниз,

падает долго, отчего в верхней части живота

нарастает ощущение космической пустоты, пустота

эта пульсирует, вызывая обильное потоотделение и

периодическое отключение сознания.

Мокрый, как мышь после дождя, Лавруша

бессмысленно смотрит на белый прямоугольник.

Пытается его сбросить с ладони. Ничего не

получается. Мышцы не повинуются его воли. "Я

уже там," - думает он, отчего ощущение пустоты

усиливается. Одновременно приходит

умиротворение, он плывет в сияющем туннеле, ему

мягко и комфортно. Вокруг абсолютная тишина.

Вдруг в его сознание врываются какие-то

посторонние звуки.

Эти звуки возвращают его к

действительности. Храп жены.

Мозг начинает мыслить рационально.

"Я заплатил за этот пакет пять баксов. Нет, -

поправляет себя Лавруша, - мне приснилось, что я

заплатил. Конечно, мне приснилось. - От такой

простой мысли в уголках глаз появляется влага.

Свободной рукой, тыльной стороной ладони он

вытирает глаза., размазывая слезы по щекам,

счастливо улыбается. - Конечно, он точно помнит

в бумажнике у него были две двадцатки, одна

десятка и одна пятерка. Сейчас он достанет

бумажник и все станет на свои места."

Зеленовато-серых бумажек оказалось три. Он

судорожно обшарил все отделения. Пятерки не

было. В глубине души он был готов к такому

повороту событий. Первая волна страха прошла,

осталась тупая покорность.

Именно она помогла взять себя в руки.

"Ничего, - думает он, - нас голыми руками не

возьмешь." Полстакана коньяка добавило

решимости. Он спустился в погреб, достал

двухлитровую банку, наполненную серо-зелеными

заокеанскими президентами. Через несколько

минут он снова лег в постель, согнул ноги, прижав

банку обеими руками к расплывшемуся по

простыни животу. "Нас голыми руками не

возьмешь," - было последней мыслью, перед тем,

как он погрузился в глубокий сон.

Комната заполнилась басовитым

похрапыванием, которое сплетаясь с храпом жены,

создавало иллюзию прекрасно сыгранного

оркестра. Постепенно крещендо нарастало,

наполняя притихший дом, залитый лунным светом.

Вскоре на востоке, над горизонтом показалась

тонкая полоска света, окрасив нависшие над ним

облака в нежнорозовый цвет. Темное небо начало

приобретать ультрамариновый оттенок, растворяя в

себе звезды.

Внимательный наблюдатель, если бы таковой

оказался в это дивное утро, смог бы заметить едва

различимую прозрачную фигуру, которая плавно

поднялась над просыпающимся селом и, взмахнув

крыльями растворилась в синеве. А может ему она

бы просто показалась.

Чудна ночь над Мочалками.

5

Лаврентий Петрович проснулся поздно. Он

по-прежнему лежал подогнув колени, обеими

руками прижимая к животу банку. Он помнил как

ночью лазил в погреб и принес банку с деньгами.

Но зачем? На кухне жена гремела посудой. Звуки

были громкие и явно предназначались для ушей

мужа. Он приподнял голову и посмотрел на часы,

стоявшие на прикроватной тумбочке. Рядом лежала

продолговатая белая коробочка и раскрытый

бумажник.

Стук в кухне прекратился, жена вошла в

комнату.

- Проснулся, алкоголик?

- Доброе утро, дорогая. Как ты себя

чувствуешь?

- Он еще спрашивает. Кто коньяк ночью

выжрал?

- Я? - искренне удивился Лавруша.

Жена сунула ему под нос бутылку, янтарная

жидкость в которой едва покрывала дно.

- Вечером была половина.

- Отстань, ладно, - Лаврентий Петрович

попытался сунуть голову под одеяло, но жена

оказалась проворней.

Сдернув одеяло, она с изумлением уставилась

на скорчившуюся фигуру мужа.

- Это что? - ее указующий перст утремлен

прямо в нижнюю часть живота.

Лаврентий Петрович подтянул трусы повыше.

- Да, не это, прости меня господи.

- Банка, - догадался Лавруша.

- Вижу, что банка. Чего она здесь?

- Не знаю, - честно ответил он.

- Драпать собрался. Жену бросить хочешь,

молодую нашел, - она схватила банку, - ничего

не получишь. Голым к ней уйдешь.

- Да к кому, к ней? Побойся бога, Нина.

Никуда я не собираюсь уходить. Послушай, - он

усадил жену на край постели, - Ну не помню я.

Как коньяк пил помню, как в погреб лазил помню, а

зачем - не помню. Может показалось, что воры

залезли.

- Допился, значит. Глюки по ночам

приходят. А как орал во сне помнишь?

- Нет, - Лавруша беспомощно покрутил

головой.

- А это что? - жена глазами показала на

пакетик орбита.

- Не знаю я. Думал, ты положила.

- Ну все! Врача вызывать надо. Банку иди на

место поставь, ирод.

После завтрака, движимый неясной тревогой,

Лаврентий Петрович решил сходить к монументу.

Тот в свете солнечного дня сиял чистотой.

Он обошел со всех сторон. Все в идеальном

порядке. Только стайка воробьев носилась вокруг.

"Обгадят, мерзавцы, - подумал Лаврентий

Петрович." Он оглянулся вроде никого не видно,