Шаги звучали удивительно громко в этой тишине, словно эхо моего волнения. Каждый шаг приближал меня к палате, где находился Влад.
Сердце колотилось бешено, когда мы с врачом остановились у закрытых дверей палаты. Перед тем как открыть дверь Геннадий Михайлович бросил на меня короткий взгляд словно оценивал, насколько стабильно моё эмоциональное состояние. Даже не сомневаюсь, что, если бы я не смогла удержать лицо и выдала как дрожит у меня всё внутри от волнения, тревоги, радости, надежды и ещё сотни разных эмоций, он не позволил бы мне войти в палату.
Убедившись, что я владею собой, врач открыл дверь. С глубоким вздохом я вошла следом за ним.
Воздух в палате был насыщен запахами антисептиков и лекарств. Около больничной койки стояли две женщины в медицинской одежде, заслоняя собой лежащего на ней пациента. Одна из них держала в руках планшет и записывала показания, которые снимала с прибора. А вторая, наверное, медсестра меняла флакон у капельницы.
— Геннадий Михайлович… — начала первая дама, но потом её взгляд зацепился за меня, и она с удивлением сказала: — …но посетителям пока нельзя…
— Под мою ответственность. — спокойно ответил завотделением.
А я снова мысленно поблагодарила Анну Ивановну и папу.
Женщины удивленно переглянулись, первая положила планшет с записями в кармашек на торце койки, медсестра выбросила использованные материалы, и они молча направились к выходу, напоследок бросив на меня любопытные взгляды.
Но я этого даже не заметила, потому что стоило им отойти, я увидела Влада. И смотрела только на него.
Первое, что притянуло мой взгляд — это любимое лицо, бледное, но спокойное, словно Влад просто спал. Аппарат жизнеобеспечения издавал ритмичные звуки, а монитор сердечного ритма равномерно мигал, отмеряя каждый удар его сердца. Капельница медленно подавала в кровь необходимые для восстановления вещества.
Я медленно приблизилась к больничной койке и осторожно провела по сильной, загорелой до темноты руке, свободной от капельницы. Мои глаза наполнились слезами, от того насколько беспомощным сейчас выглядел этот сильный и решительный мужчина. Я помнила его смех, его крепкие объятия и теперь, видя его в этом состоянии, моё сердце разрывалось от боли.
— Я оставлю вас, но ненадолго.
Я подняла глаза на врача и кивнула, безропотно соглашаясь со всем, лишь бы меня не прогоняли.
— Пятнадцать минут, Нина. — сказал врач по пути к двери.
Дверь плотно прикрыли.
— Влад, я люблю тебя, я так ждала тебя, — с всхлипом вырвалось у меня из груди.
Я подошла к изголовью, наклонилась и тихонечко поцеловала его губы. Сухие, потрескавшиеся, но невыразимо дорогие мне. В этом легком прикосновении сконцентрировалась вся моя любовь и надежда на его скорейшее выздоровление. Едва касаясь, я покрыла поцелуями всё его лицо, погладила жесткие волосы, отводя со лба отросшую за время командировки прядь.
«Я могла его потерять, едва успев обрести». — страшная мысль, которую я постоянно гнала от себя, проникла в моё сознание.
— Поправляйся, любовь моя. Главное, что ты жив. — голос дрожал от шквала эмоций, который бушевал во мне.
Я говорила и говорила. Нежности, признания, обещания, даже угрозы. Слова лились из меня словно вода через открытую плотину. Спустя несколько минут я почувствовала, что мои моральные силы на исходе, на меня накатила душевная усталость.
Боясь ненароком задеть что-нибудь, я заставила себя опуститься на стул рядом с больничной койкой и положила ладонь на руку Влада. Не отрываясь, следя за каждым его вдохом, каждым мигом на мониторе. В этот момент время казалось замершим, и вся моя жизнь сосредоточилась в этой палате, рядом с ним.
— Нина, вам нужно уходить, — спокойный голос Геннадия Михайловича пробудил моё восприятие от непонятного оглушенного состояния, в которое я впала. Тревога и яростный протест всколыхнулись во мне с новой силой.
Мы встретились глазами и внимательный взгляд доктора заставили моё беспокойство отступить, давая понять, что Влад находится в надёжных руках.
— Когда я смогу его снова навестить? — приглушенно спросила я, не выпуская ладони Влада.
— Приходите завтра в то же время. Если самочувствие Влада улучшиться, то вы сможете остаться с ним подольше.
— Спасибо, доктор, — через силу проговорила я.
На следующий день я сидела на той же скамейке за полчаса до открытия и прижимала к себе обманчиво маленький белый рюкзак. Сегодня я собиралась остаться здесь всерьез и надолго. И персоналу больницы придётся либо силой выпроводить меня, либо смириться с моим присутствием.
Мои ожидания не оправдались. Тот редкий случай, когда этому искренне радуешься.
Из госпиталя меня выгонять не стали. Не знаю, что тут повлияло в большей степени. Геннадий Михайлович проникся моей отчаянной просьбой или причина в моём самообладании, которое я усердно ему демонстрировала. На самом деле никакого спокойствия и в помине не было.