Однажды в Америке

Угостив Жанну обедом в качестве компенсации потраченного со мной зря времени, я выехал обратно в Нью-Йорк и под вечер был в малой Италии.

Нью-Йорк состоит из таких вот малых Италий, малых Россий, малых Китаев, конечно, он не весь состоит из них, но это неотъемлемая часть его колорита, без которой Нью-Йорк не будет Нью-Йорком. Это итальянская улица, перенесенная сюда в первый мегаполис мира, в перекресток миров. И хотя время испортило и эту улицу – Италия здесь все же остается.

Я сижу в арендованной «Тойоте». Слушаю музыку из «Однажды в Америке». Знаете… что-то в этом было. Что-то, чего уже давно нет.

А есть дерьмо одно.

Мою машину уже приметили, вон пацан сидит. Решившись, опускаю стекло, свистом подзываю его. Тот колеблется, но подходит.

– Как тебя зовут, парень?

– Френки. А вам-то что за дело, мистер?

– Да никакого, – я складываю пальцами одной руки в причудливую фигурку банкноту в пятьдесят долларов, – я к мистеру Рокафиоре приехал. Тут федералы, случайно, не пасутся?

Пацан настороженно смотрит на меня, решая, можно ли мне доверять. Решается.

– Да вроде не видно.

Я бросаю самолетик, и пацан ловко подхватывает его.

– А ты выясни, парень, и мне скажи. А то мне с федами точно не по пути. Выяснишь, получишь столько же.

– Заметано, мистер, – пацан подхватывает бумажку и срывается с места.

Зачем вам жить, если мы похороним вас всего за $49.50…

Это из «Однажды в Америке», Серджио Леоне. Вопрос не на сорок девять пятьдесят – на миллион долларов.

– Все чисто, мистер!

Пацан получает свои законные пятьдесят баксов и срывается с места. Выхожу и я – мне надо в Рокафиоре Сошиал Клаб. Вон там, на углу…

Я прохожу улицу и стучусь в дверь.

И увидел Господь, что велико развращение людей на земле…

Бытие 6:5

– Как ты?

– Феды на хвосте, а так все нормально.

– Феды? Что же ты натворил?

– Просто жил своей жизнью.

Это не из Серджио Леоне. Это диалог из моей жизни.

Мой тесть Нико Рокафиоре, коренастый, лысоватый, крепкий как бык итальянец лет семидесяти, держит Рокафиоре Сошиал Клаб в Маленькой Италии. Нет, он не мафиози, просто он кормит людей и импортирует кое-какие фермерские продукты из Италии. Ну, а то, что у него в заведении кормятся самые разные люди… что ж, всем надо где-то питаться, верно?

Фотография его младшей дочери Моники у него стоит на столе, Моника в белом платье, это день ее первого причастия. Ни тесть, ни я не смотрим на это фото. Точнее, стараемся не смотреть…

Знакомьтесь, Моника Рокафиоре. Неаполитанка, но американка во втором поколении, ее родители приехали в Штаты в семидесятые. Тридцать девять лет, самая привлекательная женщина в штате в своей возрастной группе. Она и десять лет назад тоже была самой привлекательной женщиной – только не в своей возрастной группе, а во всем мире. По крайней мере, для меня.

Мы познакомились с ней, когда я еще жил в Панаме, она улаживала кое-какие дела с вложениями в недвижимость для своих нью-йорских клиентов. В Панаме ведь очень дешевая по американским меркам жизнь – причем довольно качественная, все-таки многолетнее американское присутствие в зоне Канала сказывается. Мы познакомились, после чего я стал ее гражданским партнером – тут так называется гражданский брак. В этом браке родился Константин, мой сын. Точнее, теперь это ее сын. Ее и ее новой гражданской партнерши по имени Карла Ди Белла, бывшей гражданской активистки, а теперь конгрессвумен от штата Нью-Йорк. Карла, кстати, тоже ушла из нормальной, разнополой семьи, после того как почувствовала, что она «не такая, как все». Или после того, как почувствовала, что ее гражданская активность выливается во что-то большее и есть возможность сделать политическую карьеру. Но для этого надо уйти из нормальной семьи и стать лесбиянкой. Еще и публично вывалить из корзины все грязное белье, которое в ней скопилось за время ее брака с мужем-миллионером, который давал ей возможность шикарно жить и тратить время на помощь бездомным ЛГБТ – вместо того чтобы работать на двух работах и платить ипотеку за дом.

Она помогала обществу, работая волонтером, и она молодец, в то время как муж – подонок, работающий за грязные презренные деньги.

С…а как же все мерзко. Мерзко…

Она сманила Монику во все в это. У них теперь однополый брак. Моника теперь работает не в недвижимости и наследовании, а возглавляет юридическую фирму, которая занимается помощью ЛГБТ и защитой их гражданских прав. Там десять человек работают, все либо пидары, либо лесбухи. Существуют они на гранты и пожертвования, с клиентов почти не берут. Их агрессивная репутация известна уже по всей стране, они специализируются на исках к работодателям, которые взяли на работу недостаточное количество представителей сексуальных меньшинств (порой мне кажется, что это я теперь – сексуальное меньшинство) или не оборудовали третий туалет для тех, кто «не такой, как все», чем причинили представителям ЛГБТ непереносимые моральные страдания. Если надо – их крышует конгрессвумен Ди Белла.