Однажды в Челябинске. Книга первая

— Вздор! — соскочил с кровати тренер. — Это к тебе привыкли! Читают тебя как открытую книгу. Предугадывают. Еще и шутить пытаются. Два месяца назад ты не был таким предсказуемым. Камня на камне бы не оставил. А сейчас ты берешь и отпускаешь Брадобреева?!

— Лучше одного, чем всех, — произнес я.

— Здесь нет иных подтекстов кроме одного: ты проявил слабину, заставил усомниться в строгости режима. А в нашем деле это недопустимо, повторяю тебе еще раз. Думаешь, они оценят? Думаешь, сработает? Да никогда! Мат и грубая сила — вот что для них закон. Вот, чему надо подчиняться. Работает на любом языке и в любой точке мира. Даже собаки выполняют приказы, когда ты строг с ними — они не понимают слов, а только интонацию.

— Значит, мне уже давно тут нечего делать, так?

— Ты помогаешь мне с дополнительной работой, которая отвлекает от главного, — ответил тренер. — Заодно ты смотришь за всем и опыта набираешься.

— Я перестрою вопрос: с какой же целью вы пригласили меня?

— Повлиять на команду и дать результат. А не рассусоливать тут.

— И результат есть, — сказал я и подумал, что уж больно много обязанностей этот человек переложил на меня, а сам частенько прохлаждается. — Думаете, я Брадобреева просто так отпустил?

Тренер не услышал последней фразы:

— Брадобреев в условиях жесткого приказа даже и думать о свободе и пайке не должен. Нужно так: прикажешь им шайбы забрасывать — забросят, толкать — толкнут, подраться — изобьют, убивать — убьют. В остальном — молчание и повиновение.

— А как же метод кнута и пряника?

— Не должно быть выбора. Либо играешь в полную силу, выходишь и отдаешься игре целиком, либо идешь вон. Вот это ты и призван доносить, чтобы поняли: это не придирки, а данность. И дисциплина, дисциплина и еще раз дисциплина! Их надо до такого состояния доводить, чтобы они просыпались по утрам и спрашивали себя, на кой черт они вообще проснулись.

— С таким подходом вас, Виталий Николаевич, мягко говоря, не любят.

«Люто ненавидят», — пролетело в мыслях у меня.

— Что ты сделал, чтобы исправить это?

— Перенес на себя как минимум половину этой ярости. А то и больше.

Тренер продолжил речевые излияния:

— И вот такова их благодарность, представляешь? А я столько усилий приложил… Только наказания они и заслуживают. Особенно после сегодняшнего. По всей строгости контракта. Чтобы соблазна не было. Иначе десять лет мучений впустую. Но большинство и этого не заслуживает. Эти лохи даже не понимают, как им повезло. Только издеваются над нами, получают удовольствие от неподчинения, хотя у самих молоко на губах не обсохло. Не будь нас с тобой, в любой мало-мальски серьезной ситуации они могут таких дров наломать, что мало не покажется. Стоит только их распустить, — я считал, что Степанчук уж больно сгущает краски. — Шляются по чужим городам без устали — не поймаешь. За это мудачье еще и отвечать? Их мамки и папки, значит, взрастили дерьмо, а я крайним окажусь, чуть что случится. И никто разбираться не станет.

— Другое дело, если бы абсолютно все саботировали приказ. Паша хотя бы разрешения попросил.

— Каковы гарантии, что он ничего там сейчас не вытворит?

Я медлил с ответом.

— Вот стучишь по ним, шлифуешь, стараешься, а выбьются единицы. Наша задача — сделать их приспособленными и мастеровитыми. Здесь все средства хороши. А демократией никто успеха не добивался, — я не мог полностью согласиться со Степанчуком. — Сейчас же возвращаешь Брадобреева и следишь, чтобы остальные носов своих за порог не высовывали.

— Хорошо.

— Если же произойдет акт неповиновения, то можно на всем ставить жирный крест. Если они что-то натворят или пострадают, пиши пропало. Почему тебе постоянно нужно напоминать прописные истины?

— Этого не повторится, — заверил я.

— Хочется верить. Я надеюсь, за тобой хотя бы присмотр не нужен?

— Обижаете, Виталий Николаевич.

— Помни: ты здесь не чтобы брататься, а чтобы работать. Был бы ты непоколебим и придерживался моих рекомендаций, эта шайба никогда бы в тебя не полетела. И что же мы имеем? Мой сотрудник травмирован. А этот козел Бречкин сейчас наверняка понтуется своим поступком вместо сожаления. Это не те люди, с кем ты, как человек неординарный, должен дружбу заводить. Не из их ты компании. Не надейся на понимание — от них ты его не получишь. Нашел бы себе ровню.

Эти темы всегда меня задевали, и я заторопился на улицу, дабы разыскать Брадобреева.

— Вы все еще дети. Хотя считаете себя взрослыми. Учить вас надо.

— Я могу идти?

— Ступай, — отпустил меня Степанчук.

Я вышел на улицу, оказавшись перед выбором, в какую сторону пойти. Выбор зависел от того, какой из двух близлежащих сетевых супермаркетов выбрал Пашка. Я напряг интуицию и решил пойти налево.

***