Однажды, в давние времена…

— Я вижу, что ребёнка нужно срочно спасать!

— Ну от чего его спасать, от кого? Что ему эта Катя, если разобраться, такого плохого сделала? Он прекрасно окончил школу, гораздо лучше, чем мы с тобой рассчитывали — и не ты ли сама всегда ей это в заслугу ставила? Учится дальше, в МГУ, не где-нибудь. Сессию только что всего с одной четвёркой сдал. Чего тебе ещё надо?

— Нет, Витя, ты определённо ничего не понимаешь! Опять взялся её защищать. Как я смертельно устала от всего этого… Она была его учительницей! Вдумайся в это слово. Ей доверили ребёнка — и как она с этим доверием обошлась?! Это бесчестная, распутная женщина. Ей не место рядом с нашим сыном. И, пожалуйста, не называй её больше при мне так, ну сколько можно просить…

— Да как ни называй… Не место рядом с ним пока что только нам с тобой, а вовсе не ей…

— Неправда! Когда-нибудь он поймёт, кто его по-настоящему любит. И скажу тебе, напрасно она так уповает на свои чары. У Андрюшеньки в Москве на выбор сотни невест — красивых, порядочных, не ей чета. А про саму-то, недотрогу, вовсю уже слухи ходят, что в старых девах останется. Я узнавала.

— Так, может, не такая уж она и распутная, коли так… — словно бы даже не обращаясь к жене, пробормотал про себя Виталий Викторович.

— Помяни моё слово, — проигнорировала его замечание Алевтина Степановна, — впутается она ещё в какую-нибудь очень некрасивую историю. И тогда Андрюша увидит, кто она на самом деле. Бедный мальчик…

Прождав в холле минут пятнадцать, Андрей решился-таки постучать.

— Кать, ну ты скоро там?

— Сейчас, сейчас, немного совсем осталось…

— Ты куртку зашла надеть.

— Андрей, не мешайся, — это был уже Галкин голос.

Он понял, что спорить бесполезно, и со вздохом вернулся скучать в холл. Ну что там можно делать столько времени? Или она вещи взялась разбирать? Нашла, когда… Они только полчаса, как приехали с Курского, в столовку собрались…

— Ну вот и всё. Я же сказала: быстро, — появилась она в холле ещё через полчаса. Конечно, по-прежнему без куртки. — Загляни-ка на минутку.

В комнате, под восторженный щебет соседок, Галка вертела перед зеркалом головой, строя сама себе глазки и пробуя все ужимки, какие, наверно, только знала. Раскрашенная, как кинозвезда с буржуйской обложки.

— А, ну тогда всё ясно, — не удержался чтоб не съязвить Андрей. — Красота требует жертв. И преимущественно, от окружающих.

— Ой, ну не ворчи. Похвалил бы лучше мою работу. И вообще, слетай по-быстрому наверх: я у тебя шарфик забыла. Давай, давай, пошевеливайся — а то вечно тебя ждать приходится. Нам ещё к Леночке в профилакторий заскочить надо, конспект ей занести…

Весна в Москве всё никак не спешила начаться, но этот день выдался тёплым, и Катя потащила его в ГЗ пешком.

— А после в НИИЯФ твой зайдём — можно? Ни разу вживую ЭВМ не видела, только в кино. И ты говорил, у вас на ней игра есть, галактику от кого-то спасать. Покажешь?

— От клингонов. Но тебя ж тогда от монитора за уши не оттащишь.

— А тебе жалко? Так сам виноват: нечего хвастаться было. Ой, я-то тебе тоже не похвасталась ещё. О нас же опять в газете написали, в рубрике «По следам наших выступлений». Мне кажется, это Кикимора постаралась. Большая часть — её разглагольствования на тему нелёгкого самоотверженного труда советских женщин-педагогов. Это в восьмимартовском номере было. Они хотели, чтоб я кого-нибудь из самых первых наших пригласила, в качестве «почётного гостя». Но кроме Чижова твоего никого не нашлось, а он — представляешь — пошёл рассказывать, как на обсуждение «Элджернона» живую мышь приволок. И все девочки с перепугу на стулья попрыгали.