Однажды в Екатеринбурге

Фамилия Луначарского показалась мне знакомой, но кто это такой, я так и не вспомнила, поэтому переключила внимание на другие объявления. «Выдача мясных пайков особым категориям граждан будет производиться в здании губ`исполкома 1-го числа июля месяца», – было одно из них. «Ищу место дамашней прислуги или горнишной. Граммате обучена. В прафсоюзе состою. Эсеров не поддеживаю», – гласило другое. «Товарищи! – сообщало третье. – Кто за рабочее дело и кто осуждает затягивание суда над Николаем Кровавым. Собираемся завтра на митинг на площади у Верх-Исетского завода и решаем, как с ним разбираться, если у комиссаров кишка тонка». Четвертое объявление было самым коротким: «Меняю швейную машину «Зингер» на хлеб».

Но большая часть публики, собравшаяся у тумбы, смотрела не на эти листки, а на вывешенный тут же номер газеты. Я подошла сзади – благо оказалась выше большинства собравшихся! – встала на цыпочки, заглянула поверх шляпок и фуражек… Прочитать статьи я не смогла, да и не хотела. А вот заголовки рассмотрела:

«ОТОМСТИМ ЗА ВОЛОДАРСКОГО! В Петрограде из-за угла убит председатель СовРабДепа».

«С ФРОНТОВ ИМПЕРИАЛИСТИЧЕСКОЙ ВОЙНЫ. Из Парижа сообщают: Марна – снова место битвы».

«МИРОВАЯ РЕВОЛЮЦИЯ ВСЁ БЛИЖЕ. Союз кораблестроителей Белфаста шлёт привет Балтийской верфи».

«ОТСТОИМ ПОВОЛЖЬЕ! Дерзкая вылазка буржуазной контрреволюции в Ярославле».

«ПЯТОМУ СЪЕЗДУ – БЫТЬ! Делегаты уже на пути в новую столицу».

– Это что за новая столица? – Спросила я. Думала, что про себя, а вышло вслух.

– Дак Москва! – ответили в толпе. – Ты, гражданка, что, с луны свалилась? Уже два месяца как Совнарком переехал в Москву-то!

«Совнарком переехал в Москву».

Эти слова звучали не из уст нашего учителя и даже не из уст занудливого Сани Пирогова! Они звучали от какого-то простого дядьки с улицы. И звучали совсем не как шутка. Я, конечно, могла всё еще уверять себя, что в городе начался внезапный слет реконструкторов или съёмки фильма… Но правда была в том, что выйдя из церкви, я еще ни разу не встретила ни одного человека в нормальной одежде и ни одной современной машины.

Силясь сдерживать жуткое сердцебиение, я посмотрела на дату. «25 июня 1918 года», – значилось на газете. Всё это выглядело так по-настоящему… Слишком по-настоящему…

– А я, граждане, деревенская. Я из Сысерти. В Екатеринбурге первый день, – услышала я свой собственный голос. – Правду, что ли, говорят, что Николай у вас тут в городе?

– А как же! Почитай, еще с апреля, – отозвалась дама в простой белой блузке и такой же простой серой юбке до щикототки.

– А семью его в Англию вывезли, – добавила другая, в такой же юбке, но в блузке с матросским воротником. – Братец Георг их забрал.

– Да все они тут, всё семейство, – перебил человек в военной френче.

– Расстреляли давно, – отозвался другой, с толстым пузом, в монокле. – Еще в поезде всех порешили, пока из Тобольска везли.

– А ну-ка замолчи! – крикнула женщина в кожанке. – Пасть закрой, интеллигентское отродье! Не смей клеветать на Советскую власть! Царь ваш жив и здоров! Его народ скоро судить будет, понятно?..

– Да спрОсите вы у народа…

– И спросим! Народ как решит – так и будет!

– Народ уже высказал свою волю на выборах в Учредительное собрание.

– И где та воля?

– В Самаре народная власть восстановлена. Скоро и здесь будет.

– Тише вы!

– Что вы несёте?!

– Да хватит!

– Надоели революции!

– Не хватит!

– Скоро всех вас вот таких перестреляем! Так и знайте!

– Эй, милиция!

– Чекистов вызывайте!

– Эй! Товарищи красноармейцы!

Мимо промчались два бронеавтомобиля с красными флагами и опять с висящими снаружи мужиками при винтовках. Толпа попыталась остановить их и вмешать в начавшуюся склоку, но не сумела. Несколько человек благоразумно поспешили дальше по своим делам, не став дожидаться, кого вызовут – ментов или чекистов.

Я была одной из них.

Дел-то у меня, конечно, не было. Какие у меня дела в совершенно незнакомой эпохе?