Еще некоторое время Авдеев и бывший царь пререкались: первый требовал сообщить, к какому заговору я принадлежу, второй безуспешно пытался унять его. Все люди, гулявшие во дворе – это были те самые узники – остановились и с ужасом наблюдали за разыгравшейся сценой. Через пару минут стало ясно, что убивать меня Александр Дмитриевич не собирается, а просто пугает. Еще через минуту он заметно утомился от того, что сам же и устроил – и обмяк. Может быть, агрессивная фаза опьянения сменилась у него расслабленной. Наконец, бывший царь намекнул ему, что Авдеев может получить кое-какие интересные подарки из вещей царской семьи, если отстанет от меня и от него. Тут наган, наконец, опустился.
– Можно взять в заложницы кого-нибудь из царевен и продолжить допрос, – предложил Мишаня. – Тут он точно расколется. А не расколется – убьём царевну и возьмём новую. Их же много.
– Не, – ответил Авдеев. – Нельзя убивать их. Не велено. Нас товарищ Свердлов заругает за самоуправство.
– Что ж с ней делать?
– Пускай губчека разбирается. Оно на углу Златоустовской и Покровского сидит, в помещении «Американской гостиницы». Веди ее, Мишка, туда. А я что-то устал, мне поспать надо… Будьте любезны, Романов, еще папироску… Эй, все вы! Прогулка закончена!..
Глава 4
Через пару дней я стояла в кабинете следователя. Сам следователь сидел за столом, на который было вывалено содержимое моего рюкзака. Свет настольной лампы, стоявшей рядом, был специально направлен мне в лицо. Больше в комнате не было ничего. Единственным, за что мог зацепиться взгляд была лепнина на потолке – цветочки-ангелочки, явно говорящие о том, в ведение ГубЧека это помещение поступило совсем недавно.
Лицо было распухшее от слёз: я много плакала, но теперь на это сил уже не осталось. До допроса меня били. Вчера тоже. Подозреваю, что это был не последний раз. Надежды на то, что всё это кончится хорошо, у меня, в общем. не было. Промелькнула даже мысль признаться, что я белая – чтоб сразу расстреляли, чтобы не мучили. Но всё же не решилась. Умирать было страшно. Хотя перспектива жить дальше, возможно, подвергнуться пыткам, пугала не меньше…
– Можешь запираться сколько угодно, – сказал следователь. – Мы всё равно узнаем, кто ты такая и кто тебя заслал. Узнаем рано или поздно. В твоих же интересах, чтобы это произошло побыстрее.
– Я уже сказала. Вы не верите.
– Потому что сказки нам не интересны! – следователь сразу повысил голос. – Отвечай! Откуда ты приехала?
– Из будущего.
Следователь стукнул по столу кулаком:
– Я тобой нормально разговариваю, сука! Думаешь, что, я всегда такой добрый останусь?! Мы же с тобой будем по-другому говорить, если паясничать сейчас же не прекратишь!
– Я не паясничаю, – равнодушно отозвалась я, понимая, что всё безнадёжно. – Я жила в Екатеринбурге в 2022 году. Зашла в одну церковь и…
– Неинтересно! Вот это вот – что? – Следователь указал на мой мобильник.
– Телефон.
– Чего?
– Телефон, говорю.
– Какой, нахрен, телефон?! Еще скажи, граммофон! Или телетайп! Ты, что, сука, думаешь, мы тут в игрушки играем?!
– Если хотите, я покажу вам, как он работает.
– В руки не дам! Думаешь, дурачка нашла? Думаешь, я тебе твою шпионскую штучку позволю обратно сцапать? Нет, шалишь! Из неё ты меня не убьёшь!
Я совершила еще несколько вялых попыток убедить следователя в том, что мой телефон – это телефон. Но, конечно же, безуспешно. Следователь покрутил чёрный прямоугольник в руках, потыкал на боковые кнопки, в том числе, на кнопку включения, но экран не зажёгся.
– У него батарея села, – сказала я, вспомнив, что еще на уроке истории заметила, что заряда осталось довольно мало.
Ладно, может даже к лучшему. Что такое смартфон, я местным всё равно объяснить не смогу. А звонить мне тут некому… Да, пожалуй, не получилось бы звонить-то: спутников ведь в 1918 году нет, телефонных вышек нет, фирма «Билайн» еще тоже не существует…
– Какая еще батарея, куда села? – мрачно переспросил следователь, для которого это слово, наверное, ассоциировалось с артиллерией.
– Электричество кончилось.
Насчет электричества следователь спорить не стал. Он просто демонстративно положил мой мобильник в ящик стола и закрыл на ключ.
– Мы отдадим это инженерам. Они всё разберут и обезвредят. Так что, что бы это ни было, ты им воспользоваться уже не сможешь.
Я пожала плечами. В общем-то, никто и не рассчитывал.
– А это у тебя откуда? – спросил следователь, почиркав моей шариковой ручкой по обложке моей собственной тетради по математике. – Карандаш такой, что ли?
– Купила.
– Где? У чехов?
– В магазине. У нас XXI веке такие ручки…
Самопишущая ручка, которую не надо макать в чернильницу, следователю, видимо, понравилась, и он пощёлкав задней кнопкой, сунул ее себе в карман.
– А это что за расчёты?
– Это моя тетрадь по математике.
– Что за расчёты? А ну, говори! Мы это тоже инженерам отдадим, они живо поймут, что вы тут такое готовили, буржуины!
– Это упражнения. Вы же видите: «Домашняя работа», «Классная работа». Номера там, оценки…
– А это что за муть?
– Это по русскому. Я же в школе учусь, говорила же…