Однажды, в галактике Альдазар

— Это облегчение. Я не знаю, как объяснять работавшему всё это время в тылу мальчишке, что некоторые вещи просто нормальны для тех, кто видел некоторое дерьмо. Он всё равно не поймёт. Если уж на то пошло, не будь я ставленницей самого, добрый доктор бы и меня попытался бы отстранить от работы, не глядя на должность. И вообще всех в ведомстве, что уж мелочиться. А что? Почти все тут побывали на войне, причём в крайне интересных локациях и со всеми вытекающими. Кто-то на чём-то сидит, кто-то выбивает чужие зубы на боях без правил, кто-то пьёт, кто-то параноит. Но что с этим сделать? Всех принудительно лечить? А работать будет кто, завхоз, робот-уборщик или секретарь с ресепшн? То-то... Тем не менее, у меня назрел вопрос: вы не думали о том, чтобы сменить психоаналитика?

Тана порадовался, что пока не переодел пиджак. Гребни, чтоб их.

— Сэм меня полностью устраивает, леди Авалон.

— Не сомневаюсь. Но вот незадача: он вас любит. Это может стать серьёзной проблемой.

Тана даже раздражённо зашипел, на сей раз почти всерьёз обиженный.

— Сэм не какой-то… извращенец, миледи.

— А я сказала хоть слово об извращениях? Насколько я знаю, в цивилизованной части нашей галактики сношение совершеннолетних человеческих особей с представителями других разумных цивилизаций извращением не считается. За такие слова можно огрести и обвинение в нетолерантности, между прочим… Но секс в данном случае вообще ни при чём. Любить и хотеть трахнуть — это понятия, которые далеко не всегда идут вместе. Есть известная категория странных ребят, которые и вовсе склонны влюбляться не в тело, а в мозги. Я знаю немало таких. И да, мальчишка эмоционально скомпрометирован. Вы не просто его работа; в том или ином контексте, он любит вас. И это, повторюсь, проблема.

Тана усилием воли подавил все неуместные реакции.

— Не думаю, что тут есть проблема, миледи.

— О, вот тут вы глубоко неправы. Любовь — это почти всегда проблема, собственно…. Как минимум, для таких, как вы или я. А ещё это слабость, которой можно воспользоваться. Уверены, что готовы ставить цель всей своей жизни под угрозу?

Леди Авалон редко заводила разговоры просто так. И ещё реже ошибалась, когда дело доходило до тонкостей человеческой природы. Потому Тана внимательно взвесил ответ.

— Если вы настаиваете, миледи, я подчинюсь. Я слишком многим вам обязан.

Она посмотрела на него с отчётливо читаемой насмешкой.

— И чем же это вы мне обязаны, позвольте узнать? Тем, что, когда я села в это кресло, нормально работать в этом коррумпированном ведомстве мог только так называемый “лабораторный экспонат”? Вам кажется, что я оказала вам услугу, вытащив из комфортного лабораторного бокса и загрузив работой по самые гребни и выше? Не стройте иллюзий, мне это просто было выгодно. По правде ещё неизвестно, кто из нас оказал кому большую услугу, Тана. Так что оставьте свою слепую благодарность тем, кто её заслуживает. Я ни на чём не настаиваю. Я просто предупреждаю вас, как человек, хорошо знающий правила игры. Место ли здесь симпатии и взаимовыгодному сотрудничеству? Да, вполне. Место ли здесь любви? Она вне уравнения, Тана. В любом из своих проявлений, ей не место там, где ставки так высоки. Поверьте, я проверяла.

*

Работы действительно было много.

Переговоры с Коалицией Альдо должны были начаться уже на днях — как минимум их предварительная часть. Впрочем, все понимали прекрасно, что следующая встреча (которую Тана про себя упорно называл “советом вождей”) будет всего лишь фактическим подтверждением текущих договорённостей. Возможно, с парой-тройкой незначительных поправок, но по сути…

Тана любил свою работу.

Во-первых, как ни крути, она была подтверждением его социального статуса, признанием способностей, способом вырваться из лаборатории, жить свободной жизнью и ни от кого не зависеть. Во-вторых, ему действительно нравилось приносить пользу. Давным-давно прошло то время, когда Тана считал всех поголовно людей ужасными монстрами. Он не нашёл бы среди них своё племя, но всё ещё получал моральное удовлетворение, защищая тех, кого он мог хотя бы условно назвать своими. А из второго, собственно, вытекало третье: с гвадцами Тана чувствовал некоторую общность.

В первую очередь дело было, конечно, в судьбе центральных планет Гвады. Это ведь, если разобраться, наглядная демонстрация того, как для вполне нормальных вроде бы людей другие разумные существа в фокусе прицела быстро становятся… как там было… тупыми лысыми ящерицами. И не важно, тупы ли они.

Даже не важно, если они такие же люди.

Название может быть другим, конечно. За всю историю человечество придумало много разных слов, которые подменяли правду маркой прицела. “Неверные”, например. Или “твари”. Или “дикари”. Или ещё тысячи тысяч названий.

Оно не такое оригинальное, как про себя думает, это человечество. Оно постоянно повторяется.

Но название всегда придумывается, это правило. Как печать, как маркировка, как приговор. Как способ отгородиться.