Однажды, в галактике Альдазар

Первым разморозился, предсказуемо, их главный. Он выстрелил в Родаса, но не попал, понятное дело: тот уклонился легко, почти играючи.

— Теперь моя очередь, — сказал он, смазанной тенью бросаясь вперёд и возникая в шаге от главаря. Родас почти ленивым движением запустил мстителя в полёт к стене. — И знаешь, я не собираюсь делать это быстро. Нет, не собираюсь, так что не надейтесь: быстро вы не умрёте.

Они разлетались в стороны, как мясные кегли. У Родаса не было с собой наручников, но он решил этот вопрос со свойственной ему в этом состоянии креативностью... В том смысле что сломанными конечностями особенно не помахаешь.

— Ты чудовище!

— О да, ещё какое! — подтвердил Родас радостно. — Но знаешь в чём шутка?

— В чём?

Родас медленно расплылся в улыбке и наклонился к лицу главаря.

— Ты не лучше. Ты думаешь, что лучше, ты так хочешь в это верить, но нет… Нет. Я смотрю на тебя, в твою голову, в твою суть, и я тебя узнаю. Потому что одно чудовище всегда узнает другое. И знаешь, я тут подумал, что не оставлю это просто так. Я сделаю всё, чтобы ты тоже это увидел… Ради такого дела я попрошу ари Гипнос показать тебе тебя. И я буду улыбаться, слушая, как ты кричишь.

Твою мать. Что он делает со своим голосом, что так пробирает?!

Впрочем, в этот момент Родас перевёл взгляд на неё, и Кат поняла: сейчас ей придётся узнать это на своём личном опыте.

— Теперь ты, — буквально пропел он, не отводя взгляд.

Твою дивизию, мозг. Ты не должен подбрасывать эти пошлые картинки!

Родас текуче поднялся на ноги, парой небрежных, почти ленивых движений отключил тех мстителей, что ещё были в сознании, и стал медленно приближаться к ней.

У Кат это зрелище вызвало очень смешанные чувства: она одновременно была немного напугана, восхищена (она, оказывается, успела забыть, как хищно и опасно выглядит эта машина для убийств в состоянии слегка слетевших тормозов), а ещё… Ни время, ни место вообще не располагали, но она поймала себя на фантазиях.

Она хотела его. Именно этого.

С ней, пожалуй, что-то конкретно не так.

— Интересная реакция, — сказала текучая красноглазая тень, наклоняясь над ней и отбрасывая взрывчатку в сторону, как игрушки. — Очень интересная.

Мля.

— Думала, ты не читаешь мои мысли.

— Нет, — насмешливо прищурился он, — но я вижу расширение зрачков, и читаю мимику, и чувствую запах… О, я успел хорошо узнать этот запах… И это неожиданно. Мы это ещё обсудим. Позже.

Он наклонился, медленно слизал кровь с её губ и поцеловал жёстко, почти жестоко, наказывающе. В животе начало стремительно закручиваться нечто тягучее, правильно-неправильное, болезненное…

Он оторвался от неё, и их глаза оказались очень близко.

— Я скажу это тебе сейчас один раз, — прошептал он вкрадчиво, задевая её ухо тёплым дыханием, — по-плохому, потому что по-хорошему ты не понимаешь. Это не странно, не думай. Почти никто не понимает по-хорошему. Потому есть я… и ещё раз я. Потому что он не умел по-плохому. Он не умел убивать, он не умел получать от этого удовольствие, он не умел выжить… и мне пришлось занять его место.

Он упёр руки в стену по обе стороны от неё. Кажется, в комнату вбежали безопасники, и роботы-сапёры — но она не видела ничего, кроме этих глаз, жестоких, знакомо-незнакомых, заполнивших, казалось, собой весь мир.

— И я хочу, что ты, спасительница всех сирых и убогих, поняла сейчас одну очень, очень простую вещь, — проворковал он. — Если ты сунешь свою дурную башку непонятно куда и умрёшь, спасая очередного непонятно кого, он этого не вынесет, потому что ты для него — центр мира. Для меня — нет.

Он жёстко провёл большим пальцем по её губам.

— Для меня — нет, — повторил он. — Но ты моя, и никто не может забирать тебя. Так что я скажу тебе, что будет, если ты умрёшь: он выпустит меня, потому что не сможет. Он спустит меня с цепи, а я отомщу этому миру за то, что кто-то посмел забрать тебя. И знаешь что? Я буду ужасен. И мне это понравится. Понимаешь?

Кат открывала и закрывала рот, как рыба, вытащенная из воды. Это был тот случай, когда у неё не было слов. Никаких.

Даже матерных.

Вполне вероятно, в итоге чем-то она бы нашла пару подходящих к случаю эпитетов и метафор, но Родас не стал дожидаться, пока она разродится.

— О тебе позаботятся медтехники, — сказал он холодно. — Я займусь пленниками.

И просто почесал прочь.

Не то чтобы Кат чувствовала себя трепетной девой и в чём-то там эдаком нуждалась, но всё равно — какого хрена, а?

— А со мной ты побыть не хочешь?

— Не хочу, — отрезал он. — Не сейчас. Я не в той кондиции, чтобы смотреть, как тебя латают. Может кончиться плохо.

Серьёзно?

— Например?

— Тебе не понравится. Я уже понял: тебе не нравится, когда я убиваю людей. И разоваривать со мной тебе не понравится тоже, просто поверь. Проверять не советую.

Ну приплыли теперь.

— А не слишком ли много ты на себя берёшь?