Они сидели наверху, в кабинете Линси. В початой бутылке, стоявшей на журнальном столике, еще было немного виски.
— Неплохая штука, — заметил Новал, сделав очередной глоток.
— Ну еще бы — двадцать баксов бутыль. Хотя, конечно, не «Мидлтон».
— Пил я твой «Мидлтон» пару дней назад. Дрянь, надо сказать, и денег своих не стоит.
— Да ну, заливаешь, — фыркнул Харпер.
— Насчет того, что пил, или насчет того, что дрянь?
— Что дрянь. Прекрасный виски.
— Ни черта. Обычное пойло, только для богатеев. Стоит тридцать баксов, а на вкус хуже этого.
— Ну не знаю… В мае у главного онколога был юбилей — шестьдесят лет, тридцать из них в качестве врача. Сам понимаешь, был фуршет, много еды и выпивки. И вот там я попробовал «Мидлтон». Кстати, знаешь шотландские правила?
— Какие еще правила?
— Их пять: полюбоваться, вдохнуть, посмаковать, проглотить, разбавить. Именно в такой последовательности. Сначала смотришь, какой виски на цвет, потом вдыхаешь его аромат. После следует пригубить, почувствовать вкус и лишь потом проглотить. И уже после этого небольшого ритуала разбавить водой — для полного раскрытия вкуса и аромата. Вот так пьют виски в Шотландии.
— А ирландцы, я слышал, виски не разбавляют.
— У них он более мягкий на вкус.
— Если следовать правилам твоих шотландцев, надо сливать половину бутылки в раковину и наполнять ее водой из-под крана. Потому что виски местного разлива в последнее время совсем дрянной.
— Ничего ты не понимаешь, — отмахнулся Линси. — Просто ты пьешь его каждый день и уже не различаешь вкуса.
— Возможно. Но все равно «Мидлтон» — дерьмо.
Так они болтали допоздна. Вспомнили студенческие годы, обсудили пару прикольных девчонок, пожурили звукорежиссера, который совершенно не умел работать со звуком и все время выкручивал средние на максимум, а низкие и высокие попросту срезал. Когда в два часа ночи приятели, чуть пошатываясь от выпитого, спустились вниз, Нуба уже не было на диване. Из открытого окна веяло прохладой.
— Чертов каскадер! — выругался Линси и, перегнувшись через подоконник, воскликнул. — Тут же добрых восемь футов! Признайся честно, Винс, этот парень раньше был в составе сборной по легкой атлетике?
— Ага, — кивнул детектив. Алкоголь приятно туманил мозги; хотелось говорить — неважно что, лишь бы не молчать.
— Что, вправду был?
— Да говорю тебе! Его оттуда выгнали… За неспортивное поведение.
— За неспортивное… что?
— На одном чемпионате… Он прыгал с шестом… И когда уже опускался на маты, показал в камеру средний палец. Вот так, гляди…
— Че ты мне его тычешь? Думаешь, я не знаю этого жеста?
— Не-а.
— Да вот, смотри!
Если бы кто-то, очень прыгучий и любопытный, решил в тот момент заглянуть в открытое окно, увиденная картина непременно удивила бы его — два пьяных мужика, шатаясь, демонстрировали различные жесты и ржали, словно кони.
Пятиминутка смеха закончилась теплыми дружескими объятьями, после чего Винс покинул дом Харпера и синусоидой побрел по дороге, тихонько напевая песенку «Оффспринг»:
— «Я не буду платить, я не буду платить, отвали… Да, и не пора ли тебе найти работу?..»[8]
Он плохо помнил текст, зато отлично — мотив. Поэтому получалось весело и задорно, хоть и с большим количеством отсебятины.
Где-то в районе городской свалки завыли собаки. Винс поднял голову и, закрыв один глаз, подозрительно посмотрел на полную луну.