Однажды в Лопушках

Мальчишка застыл, верно, сообразив, что их не видят. Вот и хорошо, вот пусть и не видят… их тут вообще нет. Сейчас эти, в форме, уйдут, и Оленька… Оленька что-нибудь придумает.

Постарается.

— Где-нибудь ищи. Не стоит злить господина…

И убрались.

И… выходит, дыры в стене тоже не заметили? Хотя, конечно, в пещере темно, а они с факелами. От факелов света не так и много. Выходит… ерунда какая-то выходит.

Некоторое время Оленька просто стояла, пока её не пихнули в спину.

— Идем? — спросил мальчишка.

— Идем, — Оленька подумала, что от стояния и вправду толку немного. И шагнула к провалу.

— Ты куда?

— Туда, — она указала. — Там общий коридор.

— Тогда ладно, — почему-то показалось, что у этого мальчишки свои планы имеются. Но в дыру он проскользнул, что ящерка. И Оленьке пришлось поторопиться, чтобы за ним успеть.

Успела.

И вновь, оказавшись в коридоре, огляделась.

— А дальше куда? — мальчишка приплясывал.

— Понятия не имею, — вынуждена была признать Оленька. — Тут он по кругу идет. А как наружу — не знаю.

— Нам наружу и не надо, — мальчишка бодро зашагал вперед.

Сообразительный. И про дырки догадался. Вон, у каждой задерживается и смотрит. Оленька тоже смотрит, только… людей с оружием очень много. И ей со всеми не справиться, даже если вдруг случится у неё помрачнение рассудка, потянет в бой.

Пока не тянуло.

Секира и та примолкла, словно в раздумьях.

— Послушай… — она с трудом поспевала за мальчиком. — Наш единственный шанс — позвать на помощь.

— Кого?

— Кого-нибудь! Не знаю… я… там позвонить ведь можно! Наверху. В полицию.

— Ага… лег твой телефончик. Знаешь, какая тут силища? Точно всю электронику вынесло, — и добавил пару слов из тех, которые детям знать не положено.

Оленька возмутилась.

И затрещину отвесила.

— Ты чего дерешься?!

— А ты чего ругаешься. И… тише, если мы их слышим, то и они нас.

— Пускай! — мальчишка насупился. — Нам все равно их надо… одолеть.

И сказал это как-то грустно, безнадежно.

— Можно подняться, дойти до деревни. В теории она недалеко быть должна. А там позвонить в полицию…

— И пока они доедут, тут трупы одни останутся, — мальчишка вздохнул и обнял себя. — Я… не знаю, что делать.

— И я, — сказала Оленька.

— Тогда пошли. Потом, глядишь, и придумается. Главного найти надо. Если убить главного, то остальные разбегутся. Должны. В кино так.

— Ну если в кино, — Оленька неожиданно для себя улыбнулась. И успокоилась. Мальчишка прав. Пока они бегать станут, живых здесь не останется.

Это она чувствовала ясно.

Как и то, что происходящее совершенно не нравилось храму. И он, храм, желал, чтобы Оленька… что? Остановила? Сотню профессиональных бойцов одной секирой?

Ладно, сотни здесь нет, но и того, что есть, хватит сполна.

А она не боец!

У нее даже по физкультуре отметка вымучена деканом, а не собственными Оленькиными заслугами. Она всхлипнула, до того жалко себя стало, да еще и перспектива героической гибели нарисовалась, не добавляющая душевного оптимизма.

Мальчишка погладил Оленьку по руке и сказал:

— Может… ты за помощью иди, а я воевать?

— Не хватало, — Оленька слезинку смахнула. Чтобы она, Оленька Верещагина, бегала, когда какой-то пацан деревенский… нет уж. Дюжина, сотня, но… у нее доспех.

Секира.

И острое желание кого-нибудь убить.

— Идем, — сказала Оленька и решительно зашагала вперед. Если что-то и будет происходить, то в жертвенном зале. А стало быть, им туда.

Глава 56 В которой приближается точка хаоса

Перед тем как ловить ртом снежинки, убедись, что все птицы улетели на юг.

Совет опытного романтика

На Ингу смотрели.

Кто-то огромный и… ласковый. Как мама. Конечно. Так мама смотрела, когда сидела на краю кровати. И еще волосы гладила. И уговаривала закрыть глаза. Инга и закрывала, но не до конца. Она за мамой подглядывала, а та…

…мамы больше нет.

Но есть бабушка.

И дочка.

Будет.

Если у Инги получится выжить. А ей очень хочется выжить. Чтобы уехать туда, где залитый солнцем луг, и белый камень, и пахнет летом, всегда летом, даже в самый разгар зимы. Где бабушка собирает колосья, чтобы перехватить их лентой.

Где…

Теплая ладонь коснулась волос.

— Мама, — шепнула Инга. — Мамочка… мамочка, я столько глупостей наделала, если бы ты знала.

Она знала, та, что смотрела на Ингу.

Та, которой быть не могло в подобном месте. Слишком много тьмы. Слишком много крови. Слишком…

…тьма не способна существовать без света, как и он утратит свою суть без тьмы. Основа основ.

Бабушкин голос.

Бабушкин гребень скользит по волосам, и от каждого прикосновения становится легче, будто крылья за спиной вырастают. А и вправду… только их никто-то, кроме Инги, не видит.

Пока.

Она открыла глаза, уже совершенно спокойная.

Знающая.

Пожалуй, именно это и отличало их с бабушкой от прочих людей. Да еще сила. Здесь… пусть будет… если тьмы без света не бывает, то тьмы изрядно собралось. Инга же не против побыть для неё светом.

Для всех.

А людей прибавлялось.