Однажды в Почутове

А Степаниха Степана до этой поры ревнует: в баню его соберет, даже чекушку положит в сверточек, а вот после бани всего обнюхает: не слышно ли какого запаха чужого, женского. А ведь больше полвека вместе прожили...

— Так вот, мужики, — молвил Степан после третьей стопки, — разве моя Ольга такой жизни достойна? Я ж ей дать ничего не смог, как ни старался. Бухгалтером в сельпо отсидел — вот и все мои заслуги. Ну, голубил, как умел, да что я умею? С ее то любовью, как сейчас понимаю, с ее-то жертвой — разве же я достоин? В общем, Леший, ну-ка, тащи сюда свой телевизор. Если бы я не принял Ольгу, наверняка бы у ней жизнь счастливая была, наверняка бы встретила человека достойного!

Тут наш Леший задом-задом к болоту отступил:

— Погоди, Степан, у меня... эти, два фильтра частот не настроены... Вот недельку посижу, подберу количество витков — будет тебе вся жизнь твоей Степанихи в полном комплекте — все 999 вариантов как есть.

— Ну, давай там, поспеши, — кивнул скорбно головой Степан.

В общем, совсем невесело стало у нашей бани. Да и Степан откололся: не могу, говорит, себе позволить такого удовольствия, пока не узнаю все про Ольгу...

Через неделю собираемся в пятницу, как положено, у бани, без Степана уже, тут Леший приваливает, — скрюченный, хоть ты его в лукошко клади.

— Слышь, чучело лесное, чего тебя так пригнуло? — спрашивает Горыныч.

— С вами, людьми, намыкаешься, — отвечает Леший. — Хотел просве­тить, понимаешь, отсталость серую, так они непонятно что устроили...

— Ты поясни, а потом обвиняй, — убедительно попросил Семен. — А то я ведь сгоряча...

— Цыц всем! — отдал приказ Митрич, учуяв настоящую беду Леше­го. — Сказывай, лесной дед, что случилось?

— Вот и случилось... — присел Леший на скамейку, козью ножку у Митрича взял, затянулся, выдохнул облако и стал сказывать: — Вот не знаю, кто про мой телевизор напутал, да только стали ко мне приходить молодухи, чтоб я им погадал! Не, вы это видели: Леший работает за гадалку! Это ж первый Леший-философ, можно сказать, во всей округе, а они из него бабку-гадалку сделали.

— А чего тебе гадать? Включил бы им телевизор...

— Так я и хотел было включить! — отчаялся Леший. — Сделал ведь, все показывает. Да только...

— Что только? — спрашиваем.

— Степаниха ко мне пришла, ну, Ольга, нашего Степана жена, — начал рассказывать Леший. — Пришла, вот такой кусок свежины притащила, не вам ровня, жадины. Пришла, значит и говорит: «Ничего я в жизни этой не виде­ла, окромя любви своей Степана. Всю жизнь ему собой застила, насильно на себе женила, и первого ребенка, его не спрашивая, без свадьбы от него зачала. И всю свою жизнь положила на то, чтобы рядом со мной он был, чтобы счастье мое со мной было. А если бы не была я такой настойчивой? Степан же умный мужик. Женился бы он на той городской, выучился может, и министром стал бы, при деньгах был бы, при должности. А я его, баба деревенская, в четы­рех углах закрыла, от света отгородила, что я ему дала? Любовь свою? Так любовь на хлеб не намажешь, на плечи не накинешь... Включи свою машинку, Леший, хоть правду знать буду: каким счастливым был бы мой Степан, если бы я, дура такая, не уцепилась в него кошкой остервенелой... »

Вот те и раз. Тут мы все про сомнения Степана вспомнили.

— Надо им очную ставку сделать, — говорит Семен. — Степану и Степанихе. Чтоб не несли всякую чушь друг на друга.

— Сам чушь несешь, — отвечает Митрич. — Надумал, тоже: в любовь соваться. Без нас разберутся. Слышь, Леший, а машинку ты починил, все исправно показывает? Степанихе показал?

— Починил, — говорит Леший. — А Степанихе не показывал, сказал — неисправный. И сам не глядел. Ну его... Вот, с собой притащил, — и ставит на столик наш, между пива, свой гадский телевизор.

— Это хорошо, — говорит Митрич. — А за сколько ты его продашь?

— Продать? — вскинулся Леший. — Да он мне столько денег принесет...

— Ладно, договоримся, — говорит Митрич. — С каждой моей свежины тебе... пол-лопатки.

— И полендвицу! — добавляет Леший.

— И с меня пол-лопатки, — расщедрился Горыныч.

— Так и я не против Лешего попотчевать, — подключился Семен. — Мои, знаешь, какие кровянки вкусные делают? А колбасы?

Растерялся Леший. Подумал-подумал и решился:

— Ладно! Ваш аппарат! Но чтоб честно!

— Да кто же тебя, черта лесного, обманывать будет, — усмехнулся Митрич. — Давай, Горыныч...

Ну, Горынычу два раза повторять не надо. — Дыхнул он сильно, но осто­рожно, затяжным выдохом — пламя аккуратно на аппарат пришлось. Тот и сгорел, только кучка пепла осталась.

— Ишь, технология какая хорошая, — заметил Митрич. — С такого боль­шого аппарата пепла чуточку.

Так и не узнал Степан, что бы да как было, если бы он не женился на Ольге, а Степанихе мы и вовсе сказали, что все про аппарат наврал Леший.

И правильно мы сделали. Потому что, как узнали в Почутове, что сгорел аппарат инопланетный у Лешего, враз веселее стало возле нашей бани.

Про Митрича

Помер наш Митрич.

В ту самую пору, когда после скучных дождей приходят ядреные свет­лые утра.