Однажды в Риме. Обманчивый блеск мишуры

Следующей наступила очередь Крессиды. Она, наоборот, с мученическим выражением на лице отломила самую мизерную частичку, какую только представлялось возможным отломить, и проглотила ее скорбно, как горькое лекарство.

— Загадать-то не забыла? — взволнованно спросил полковник.

— Ой, забыла! — улыбнулась невеста Хилари и через секунду издала вдруг истошный вопль. Крошки от мясного пирожка посыпались с ее красивых губ.

Мистер Смит крепко чертыхнулся. Остальные загалдели бестолково и все сразу. Крессида дрожащим пальчиком указала в направлении окна. Там, снаружи, на подоконнике устроились две кошки, одна черепахового окраса, другая — табби-макрель. Любопытные морды слегка искажало стекло, но было видно, как вращаются кошачьи глаза, а маленькие пасти открываются и закрываются в беспрестанном мяуканье.

— Дорогая моя! — воскликнул Хилари, не делая попытки скрыть раздражение.

— Мои бедные киски! — затянул Кискоман странным дискантом, перешедшим к концу в хриплый баритон.

— Я не переношу кошек! — истерически заголосила Крессида.

— В таком случае, — сдержанно заметила миссис Форрестер, — тебе стоило бы перенести себя куда-нибудь прочь из кухни.

— Нет-нет! — умоляющим голосом взвыл полковник. — Нет, Клу! Нет-нет-нет! Боже мой, вы только посмотрите!

Знайка с Пронырой к этому моменту начали с невыносимым скрипом царапаться в оконное стекло. Трой любила кошек, ей нравилось за ними наблюдать, и она даже в душе пожалела, когда внезапно оба полосатых существа прекратили свое занятие, подняли хвосты трубой, развернулись кругом и исчезли. Крессида тем не менее, зажав уши ладонями, пронзительно заверещала и затопала ногами, словно в некоем экзотическом танце.

— Ничего страшного! — сухо произнес мистер Смит.

Форрестер, со своей стороны, принялся нежно утешать девицу бессвязным рассказом о своем товарище, тоже офицере, который тоже испытывал страшное отвращение к семейству кошачьих, и это отвращение неким таинственным, отнюдь не лучшим для него образом сказалось на блеске и лоске его военной формы. Повествовательный экспромт полковника был крайне мало внятен, однако Крессиду он заставил усесться на стул посреди кухни, удивленно воззриться на опекуна и успокоиться.

— Все это пустяки, — заговорил Хилари с ноткой тихого отчаяния в голосе. — Что ж, продолжим? — Он обернулся к Трой: — Теперь вы.

Художница едва нацелилась взять пирожок, как в тот же миг ощутила желание столь страстное, что чуть не выпалила его вслух. Во всяком случае, она услышала, как где-то глубоко внутри ее жалобный голос пропищал: «Пусть не случится ничего ужасного. Господи, пожалуйста!» Стряпня Кискомана оказалась отменной.

Следом за Трой к столу подошел Форрестер.

— Вы бы ужасно удивились, — он по обыкновению сиял как медный таз, — если б узнали, что загадал я. Просто потряслись бы! — Полковник прикрыл глаза и от души вонзил зубы в пирожок. — Очень, очень вкусно!

Смит тоже не изменил своей манере выражаться емко и образно:

— Не дадим добру черстветь! — И отправил в рот весь пирожок целиком, урча и захлебываясь.

Завершил церемонию Хилари, после чего все сердечно поблагодарили Кискомана и покинули кухню. Крессида, все еще раздраженно, объявила, что примет две таблетки аспирина и будет лежать в постели до самого ужина.

— И прошу, — она выразительно взглянула на своего жениха, — меня не беспокоить.

— Не беспокойся, тебя никто не побеспокоит, я гарантирую, любовь моя, — скаламбурил в ответ Хилари, а его тетушка издала смешок, который с легкостью сошел бы и за фырканье.

— Мы с дядей Фредом, как всегда, сходим подышим воздухом минут десять, — объявила она.

— Но, тетушка, не поздновато ли? Смотрите, как темно, а может еще и снег пойти.

— Обещаю тебе строго ограничить наши передвижения пределами ближнего двора. К тому же ветер, кажется, переменился на восточный.

— Ну, хорошо, — согласился племянник. — Дядя Берт, не пора ли нам уединиться и поговорить о делах?

— Идет, — сказал мистер Смит. — Всегда готов.

Трой хотелось лишний раз критически взглянуть на свою работу — этим намерением она и поделилась. В общем, все разбрелись своими дорогами.

Проходя через парадную залу и далее по коридору к библиотеке, она лишний раз отметила: какая же все-таки тишина в усадьбе «Алебарды», ниоткуда ни шороха. Все полы покрыты пушистыми толстыми коврами. Светильники попадаются редко, от случая к случаю, и свет на стены отбрасывают какой-то неверный, приглушенный. И еще это центральное отопление… Какая бы система ни была здесь установлена, греет она как следует, даже слишком. По коридору движешься словно по натопленной парилке.

Вот и вход в библиотеку. Странно: дверь чуть приоткрыта. Трой распахнула ее настежь, сделала ровно два шага вперед и, не успев даже оторвать ладонь от дверной ручки, получила резкий удар по голове.