Однажды в Риме. Обманчивый блеск мишуры

— Так, теперь в гардеробную? — заставил его очнуться от художественных впечатлений Рэйберн. — Прежде чем я приступлю к главному.

— Почему бы нет? Прошу сюда.

Искомая гардеробная находилась в угловом проеме между парадным крыльцом и гостиной. Как и сказал Хилари, туда вели две двери — снаружи и изнутри здания.

— Если верить схеме, — отметил Аллейн, — с западной стороны от входа есть точно такая же комната. Дом построен по законам симметрии, вы заметили?

— Значит, так. — Рэйберн уже приступил к рассуждениям. — Выйдя отсюда, он должен был направиться строго по прямой к правой лестнице и вверх, на балюстраду. Или галерею — как там она называется?

— А потом вдоль по западному пролету этой галереи — к комнатам для гостей. И там он исчезает из поля нашего зрения.

— Или исчезает уже здесь, не забывайте об этом! Ну, давайте посмотрим.

Детективы зашли в гардеробную, закрыли за собой дверь и остановились плечом к плечу у порога.

Аллейну почудилось, будто он попал за кулисы. Еще не выветрился отсюда специфический душок крема для лица и гримировального клея на спирту. Полочка, застеленная полотенцем, зеркало в полный рост. На специальной скамеечке аккуратным веером разложены золотистая борода Друида и его усы. На плафон настольной лампы, как на болванку для париков, нахлобучен собственно парик, украшенный венцом из омелы.

Тут же рядом обнаружилась пара вязаных шерстяных перчаток.

Целую витрину макинтошей, резиновых сапог и складных зонтов-тростей чья-то рука бесцеремонно оттеснила в сторону, чтобы освободить место на вешалке для роскошной золотой мантии Друида. Близ двери, ведущей на улицу, располагался маленький отдельный отсек с рукомойником и унитазом. В комнате стоял ледяной холод.

Под гримерной скамьей очень ровно — носок к носочку, пятка к пятке — стояла пара сапог на меху. Даже следы их — от внешней двери до того места, где их, видимо, сняли, — до сих пор виднелись сырыми разводами на полу. Да и сами сапоги еще не просохли.

— Надо бы тут поосторожнее, — обронил Аллейн. Оставаясь на месте, он протянул руку над скамьей, взялся за штатив настольной лампы и, не прикасаясь к парику, повернул его тыльной стороной к себе. Так же, как и борода, он оказался напудрен каким-то золотистым порошком. Только в том месте, где длинные пряди волос должны были покрывать затылок «носителя», виднелось пятно более темного цвета.

— Мокрое? — отрывисто спросил, указывая на пятно, Рэйберн. — Может, от снега? Ведь тогда шел снег. Но, заметьте, — тут он прикоснулся к омеловому венцу, — остальная часть парика всего лишь влажная.

Аллейн пощелкал костяшками своих длинных пальцев по тубусу у Рэйберна под мышкой.

— Вы кочергу хорошо рассмотрели?

— Вот именно, — ответил Рэйберн на другой, не заданный вопрос. — Вы чертовски правы. В этом свете картина начинает играть иными красками, так сказать. Совсем иными. Сдается мне, у нас тут намечается что-то вроде уголовного дела.

— У вас, — поправил его Аллейн.

— Стало быть, — продолжал Рэйберн, поигрывая плечами, словно разминая их, и слегка задрав подбородок, — придется, что называется, скорректировать подход. Боюсь, без этого не обойтись. — Он с величайшей осторожностью возложил на скамью свой футляр, словно тот был фарфоровый. — То есть, конечно же, предстоит все проанализировать. Официально отправить на сравнительную экспертизу. Надо скорее сообщить в отдел. Но пока…

Он метнул на Аллейна быстрый взгляд, порылся в карманах и нашел в одном из них компактную металлическую линейку. Один ее конец он запустил под волосы парика в районе пятна и слегка приподнял.

— Вот видите? Мокро, конечно, сомнений нет, что мокро, но есть ли там след от постороннего вещества?

— Возможно.

— Проклятие. Хотел бы я все-таки… — Не закончив фразы, Рэйберн опять приподнял маленький клочок золотистой шевелюры и, стремительно зажав один волосок между ногтем указательного и подушечкой большого пальца, дернул его на себя. Парик чуть накренился на своей «болванке», и омеловый венец с него свалился. Волосок остался на месте. Провинциальный детектив вполголоса выругался.

— Видно, нынче парики шьют на славу. Прочно, — улыбнулся Аллейн и выпрямил хрупкое сооружение. Рэйберн накрутил еще один волосок на линейку и на сей раз достиг успеха. Трофей моментально отправился в подставленный лондонским коллегой конверт, а конверт, в свою очередь, лег в нагрудный карман полицейского кителя.

— Теперь займемся мантией, — предложил Аллейн и, не снимая с вешалки, повернул ее к себе тыльной стороной. Посредине спины у мантии тянулась застежка-молния. Она с визгом опустилась, разделив надвое стоячий воротник. На нем отчетливо виднелись мокрая отметина и сильная потертость.

— Ага, — протянул Рэйберн, — эту комнату надо опечатать.

— Конечно.