Однажды в Риме. Обманчивый блеск мишуры

— Не случалось ли такого — скажем, давно, в начале вашей карьеры, — что перед вами открывался огромный ассортимент, целый рынок разнообразных предметов, а вы не могли надлежащим образом расставить их на ценностной шкале? Что-то окажется потом хламом, что-то — стóящей вещью. А что, если во всем этом хаосе дряни завалялось два-три подлинника? Однако в те далекие дни вы бы и ценой собственной жизни не смогли бы отличить одно от другого…

— Ну, ясно, ясно. Разжевали старому ослу.

— Боюсь, чуточку напыщенно получилось.

— Ничего. Не в том дело. Раз так, я вам вот что отвечу: я в своей науке довольно быстро собаку съел и смекнул, как и продавцу приглянуться, и покупателя привлечь, — смекнул еще тогда, когда на хороший товар у меня был только нюх и никаких знаний. А нюх у меня всегда был… искра божья, что ли. Сметка. Можете Хилли спросить. Я с ранних пор умел сорвать куш и обхитрить любого.

Аллейн вынул трубку и не спеша принялся ее набивать.

— Вы об этом меня хотели предупредить, мистер Смит? Что кто-то хочет меня обхитрить?

— Этого я не говорю. Может, и хочет кто — я этого не знаю. Нет, я о другом: при вашей работе вроде как очень кстати понимать, с кем имеешь дело. Что перед тобой за народец. Правильно?

— Вы предлагаете мне подробный разбор характеров обитателей «Алебард», так я понимаю? — беззаботно уточнил Аллейн.

— Это вы так красиво выражаться обучены, не я. Но в общем — да, речь о характерах. О типах то есть. Типов у нас тут хватает. Я и подумал: в вашем деле знать их будет далеко не лишним.

Старший суперинтендант каминными щипцами выудил из очага пылающий уголек.

— По-разному случается, — неторопливо ответил он, разжигая трубку, — вот вы говорите: «дело». Мы, сыщики, всегда имеем дело с непреложными, упрямыми фактами, и эти факты сплошь и рядом становятся камнями преткновения на пути, казалось бы, абсолютно очевидных черт характера. Исходя из характера человека, получается одно, из фактов — другое. Выражаясь банально, в людях уживаются поразительные противоречия. — Он бросил взгляд на Смита. — Тем не менее буду вам чрезвычайно признателен за экспертную оценку всей, — тут он обвел рукой окружающее пространство, — собранной здесь коллекции. Мне очень интересно.

Немедленного ответа не последовало. Аллейн еще раз взглянул на своего собеседника и не нашелся, как бы одним словом определить его выражение. Сердитое? Уклончивое? Непроницаемое? Как бы там ни было, под этим лысым черепом с начесом из редких черных волосинок, за этими маленькими блестящими глазками и плотно сжатыми губами скрывался хищник. Суровая натура… Но полно, не навеяно ли все это тем, что он знал о нем раньше? Что бы Аллейн подумал сейчас о Смите, если бы встретился с ним впервые?..

— Уверяю вас, — повторил сыщик, — мне будет очень интересно, — и уселся в ближайшее из двух кожаных кресел с высокими спинками, стоявших по разные стороны камина.

Мистер Смит, со своей стороны, поглядел на него в упор, вытащил футляр с сигарами и опустился в противоположное кресло. Если бы кто-то сейчас вошел в зал и увидел их в этой мизансцене, ему непременно пришла бы на ум нравоучительная подпись к иллюстрации из Битонова «Рождественского ежегодника»[132]. Что-нибудь вроде: «Старый друг лучше новых двух».

Мистер Смит срезал кончик своей сигары, снял перевязочную ленту, прикурил от зажигалки в золотом корпусе, выпустил колечко дыма и проводил его взглядом.

— Начнем с того, — сказал он, — что Альф Маулт мне нравился.

III

История, или скорее даже легкая зарисовка, услышанная Аллейном, история одного необычного приятельства, — и вправду оказалась любопытной. Мистер Смит знал Маулта еще тогда, когда Хилари, совсем юным, жил у Форрестеров на Ханс-плейс[133]. Старая распря между ними уже давно ушла в прошлое, и антиквар часто захаживал туда на обед по воскресеньям. Иногда ему случалось прийти чуть раньше времени, когда Форрестеры еще не вернулись из церкви, и тогда Маулт провожал его подождать в кабинет полковника. Поначалу камердинер держался страшно чопорно и отчужденно, поскольку испытывал глубочайшее недоверие к «самоломаным» представителям своего собственного класса, лезущим из грязи в князи. Но постепенно это предубеждение сгладилось (хоть никогда не стерлось полностью!), и вот сформировался этот странный сердечный союз: сдержанно-завистливое (как представилось Аллейну) отношение Маулта к Смиту гармонично сочеталось с сердечным расположением Смита к Маулту. У камердинера появился человек, с которым можно поделиться сплетнями. А посплетничать он любил — обо всех и вся, но только не о полковнике, которому всегда оставался предан самым безупречным образом.

Он любил мрачно и загадочно намекнуть на то, как Форрестера используют люди, чьи имена, впрочем, никогда не назывались вслух. На вероломство и рвачество лавочников. На свинское поведение женского обслуживающего персонала в доме — к этому персоналу он, кажется, не на шутку ревновал хозяина.

— Он вообще, что греха таить, был ревнивым малым, — закончил мистер Смит и замолчал, словно ожидая дальнейших вопросов.