Однажды в Риме. Обманчивый блеск мишуры

— Послушайте, — рассердился Грант, — я уже сказал, что не несу никакой ответственности за это мероприятие. И ни за кого из них… — Его голос дрогнул, и Грант взглянул на Софи. — Кроме мисс Джейсон, которая сама по себе.

— Обо мне не беспокойтесь, — беспечно бросила Софи и повернулась к Аллейну: — Что же нам делать? Вы можете что-то предложить?

— Например, вы отправитесь на свой пикник на Палатинском холме. Водители вас туда отвезут. Тот, который говорит по-английски — Джованни, я уверен, он примет командование на себя. Не сомневаюсь, что они распакуют корзины с провизией и не поскупятся на обаяние: у них это отлично получается. Я разыщу Мейлера, и если с ним все в порядке, мы приедем к вам. Это будет приятный вечер на Палатинском холме.

— Что скажете? — спросила Софи Гранта.

— Идея не хуже любой другой. — Он повернулся к Аллейну и сказал: — Простите мою несговорчивость. Так мы все же вернемся туда?

— Я подумал, что не стоит вас утруждать. Если вы не против объясниться с Джованни… полагаю, что, даже если я и не объявлюсь, приведя Мейлера, вы с программой справитесь. Чай на свежем воздухе, затем возвращение в ваши гостиницы, а автомобили заберут вас снова в девять часов. Вы живете в «Галлико», правильно? Вы можете оказать мне большую любезность, записав, где остановились остальные. Ну вот, опять я распоряжаюсь. Не обращайте внимания.

Он слегка поклонился Софи и, так как к ним устремился майор Свит, аккуратно обошел его и вернулся в базилику.

— Черт возьми! — скривился Барнаби Грант.

— Согласна, — промолвила Софи. — Но тем не менее вы это сделаете. Это похоже на то, что вы сказали.

— Что я сказал, всезнайка?

— Что он обладает властностью.

II

Когда Аллейн вернулся в притвор базилики, то обнаружил, что магазин еще не закрыли. Железные решетчатые ворота с внушительным висячим замком преградили вход на нижние уровни. Сан-Томмазо в Палларии, как и его сестра Санта-Клементина, находится в ведении ирландского доминиканского ордена. Дежурный монах — отец Дэнис, как выяснилось, — говорил с великолепным акцентом. Подобно множеству ирландцев, живущих за пределами своей родины, он, казалось, слегка утрировал свой выговор, словно играл роль в какой-то псевдоирландской комедии. Он приветствовал Аллейна как старого знакомого.

— А, это опять вы! — воскликнул он. — А у меня нет для вас новостей. Этого парня Мейлера внизу нет. Мы включили освещение на полную мощность, а этого довольно, чтобы ослепнуть напрочь. Я сам искал внизу вместе с этими двумя парнями… — он указал на своих помощников. — Мы там все прочесали, все углы и закоулки. Его там нет, вообще нет, никаких сомнений.

— Как странно, — заметил Аллейн. — Вы же знаете, что он старший нашей группы. Что могло с ним приключиться?

— Ну, ясно, странное происшествие, ошибки тут нет. Могу только предположить, что он, верно, быстро проскочил здесь, когда все мы были заняты и не заметили его. Хотя в это и нелегко поверить, потому что, как я уже упомянул, мы ведем счет с тех пор, как пять лет назад одна скандинавская леди подвернула ногу и оказалась взаперти, всю ночь она прокричала, а наутро ее, бедняжку, обнаружили совершенно свихнувшейся. И еще одно. Ваша группа была единственной внизу, потому что один или два случайных посетителя вышли до вашего приезда. А значит, он был бы там один и потому еще более заметный.

— Не хочу вам надоедать, отец, и даже на секунду не предполагаю, что ваш обыск был недостаточно тщательным, но вы не против, если я…

— Я бы не возражал, но не могу этого разрешить. Понимаете, такое здесь правило: после закрытия никаких посетителей внизу ни под каким предлогом.

— Да, понимаю. Тогда скажите… есть здесь телефон, которым я мог бы воспользоваться?

— Имеется, и милости просим. Вот сюда. Ты можешь теперь идти, — бросил он через плечо помощнику и повторил это по-итальянски.

Монах открыл дверь в кладовку, указал на телефон и включил свет.

При закрытой двери в комнатке было мало места и воздуха. Аллейн осторожно прислонился к открытой коробке с церковными сувенирами, присел на корточки, опираясь на край полки, сверился с памятью и набрал извлеченный оттуда номер.

Комиссар полиции Вальдарно еще находился в своем кабинете. Он слушал рассказ Аллейна с почти ощутимым воодушевлением, но практически не перебивал. Когда Аллейн закончил, Вальдарно сказал по-английски:

— Он сбежал.

— Сбежал?

— Смылся. Он узнал вас и скрылся.

— В церкви, кажется, совершенно уверены, что он не мог пройти мимо них.

— Ах-ах-ах, — презрительно отозвался Вальдарно, — кто они? Монах и двое жалких продавцов. Против этого мастера! Вздор! Он пробежал, согнувшись, за витринами.

— Кстати, об открытках, при входе мы повстречали немолодую продавщицу открыток, которая устроила Мейлеру сцену.

— Сцену? Как это?

— Обрушилась на него с бранью. Это был не тот итальянский, который мы учили в бытность мою на дипломатическом поприще, но общее настроение я уловил — ругань и злость.

Аллейн почти услышал, как комиссар полиции пожал плечами.

— Возможно, он чем-то ей досадил, — произнес он своим меланхоличным голосом.

— Она в него плюнула.