Однажды в Риме. Обманчивый блеск мишуры

— А, — вдохнул Вальдарно. — Он ее рассердил.

— Без сомнения, — без воодушевления согласился Аллейн. — Ее зовут Виолетта, — добавил он.

— Почему вас заботит эта женщина, мой дорогой коллега?

— Ну, если я хоть что-то понял из ее слов, она грозилась убить его.

— По всей видимости, вспыльчивая женщина. Некоторые из этих уличных торговок, в сущности, дурно воспитаны.

— Мне показалось, что его крайне встревожило это столкновение. Он сделал вид, что ничего не произошло, но сильно побледнел.

— А, — короткое молчание. — Она продает открытки у Сан-Томмазо?

— Да. Девушке из нашей группы показалось, что она видела ее тень на стене перехода в митреум.

— Им не разрешено входить.

— И я так понял.

— Я прикажу навести справки. Также я возьму под наблюдение аэропорты, автовокзал и железнодорожный вокзал. По моему мнению, существует большая вероятность того, что Мейлер узнал вас и попытается скрыться.

— Я вам крайне признателен, синьор комиссар!

— Я вас умоляю!

— Но возможность того, что он меня узнал — мы никогда не встречались, — я все же оцениваю как весьма сомнительную.

— Кто-нибудь из его сообщников, английских сообщников, мог видеть вас и проинформировал его. Это весьма возможно.

— Да, — согласился Аллейн, — это, разумеется, возможно.

— Увидим. А пока, мой дорогой суперинтендант, могу я немного поговорить с этим доминиканцем?

— Я его позову.

— И мы будем поддерживать тесную связь, не так ли?

— Конечно.

— В таком случае примите мои наилучшие пожелания, — печально проговорил комиссар полиции Вальдарно.

Аллейн вернулся в магазин и передал его просьбу.

— Questore Вальдарно, да? — переспросил отец Дэнис. — Вы не сказали, что это дело касается полиции, но я нисколько не удивлен. Подождите пока, а я с ним поговорю.

Так он и сделал, объяснившись по-итальянски, и вернулся обеспокоенный.

— Подозрительное дело, — сказал он, — и не скажу, что мне нравится, какой оно принимает оборот. Он хочет прислать своих людей для обыска внизу и хочет поговорить об этом с моим настоятелем. Я сказал ему, что мы обыскали там каждый дюйм, но это его не удовлетворило. Он говорит, чтобы я передал вам, что вы можете поучаствовать. Ровно в восемь утра.

— Не сегодня вечером?

— А зачем делать это сегодня вечером и самому, если тот, хотя его там нет, заперт внизу, как рыба в консервной банке. — Отец Дэнис очень пристально посмотрел на Аллейна. — Сами-то вы на полисмена не похожи, — сказал он. — Меня это, разумеется, не касается.

— Я выгляжу безобидным посетителем? Надеюсь, что так. Скажите, вы что-нибудь знаете о женщине по имени Виолетта, которая продает здесь открытки?

Отец Дэнис хлопнул себя по лбу.

— Виолетта, точно! — воскликнул он. — Настоящая чума, вот она кто, да простит меня Господь, потому что она немного не в себе, бедное создание. Из-за всей этой истории я напрочь о ней позабыл. Я вам расскажу, только уже в атриуме. Это место мы запрем.

Достав из кармана рясы большой ключ, он действительно запер притвор, и притом весьма надежно. Ни у кого другого нет ни такого ключа, ни ключа к железной решетке, сказал он, кроме как у брата Доминика, который открывает утром.

В шесть часов базилика опустела. Все колокола Рима вызванивали «Аве, Мария!», и отец Дэнис не спеша к ним присоединился. Затем он провел Аллейна в атриум и сел рядом с ним на каменную скамью, теплую от заходящего солнца. Он был приятный человек и любил посплетничать.

Виолетта, сообщил он, уже несколько месяцев продавала открытки у входа в Сан-Томмазо. Она была сицилийкой подозрительного происхождения, не такой старой, как мог предположить Аллейн, и когда впервые появилась, еще сохраняла остатки дикой красоты. Ее история, которую она никогда не уставала рассказывать, заключалась в том, что муж ее бросил и при этом еще и сдал полиции.

— За что? — спросил Аллейн.

— А, она никогда точно не говорила. Что-то связанное с распространением запрещенных товаров. Вполне вероятно, краденых, хотя она утверждает, что понятия не имела о том, что дело нечисто, пока ее не схватила полиция и не разрушила ей жизнь. Разговор у нее невнятный, и сами святые не отделили бы факта от фантазии.

Однако она вела себя вполне достойно, приберегая свои вспышки для доминиканцев и не покидая территории, где по закону могла торговать открытками, пока два дня назад он не застал ее сидящей на корточках в углу крыльца. Женщина шипящим потоком изливала самые отвратительные ругательства и потрясала кулаками. У нее буквально шла пена изо рта, и почти невозможно было разобрать слова, но когда отец Дэнис упрекнул ее в богохульстве и, как понял Аллейн, дал хорошего нагоняя, ее речь слегка прояснилась. Стало понятно, что гнев этой женщины направлен на человека, который приходил в ризницу, чтобы обсудить условия для туристических посещений, устраиваемых недавно созданным агентством, которое называется…

— Не говорите, — попросил Аллейн, когда отец Дэнис сделал паузу ради драматического эффекта. — Позвольте мне угадать. Называется «Чичероне».

— Совершенно верно.

— В лице мистера Себастьяна Мейлера?